Все материалы
После ужина болтал с Епишкой до петухов.
Встал поздно, целый день ничего не делал
Обвинения им не предъявлено... Из них одна старуха 60-ти лет... если это Вам возможно, то Вы воспользуетесь случаем сделать справедливое и доброе дело.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Мне жить довольно хорошо, потому что я от жизни, вероятно, также и ты, ничего не жду.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Очень благодарен Вам за Ваше любезное предоставление нам возможности пользоваться Вашим Mignon
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
В Москве тяжело от множества людей.
Получил я от брата Николая Записки Охотничьи его ― листа 3 печатных. На днях покажу Тургеневу, но по моему прелестно.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Встал очень рано.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Не надо тревожиться.
Жаль, что тебя нет, особенно теперь, когда, как мне кажется, начнется хорошая погода, которую я жду в октябре.
Милый друг, и чувствую и вижу, что ты держишься, чтобы не высказать мне больного, и я тебя люблю и жалею за это, и мне хочется увидать тебя поскорее.
Много думал, но ничего не делал.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика.