Все материалы
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Лизавета очень хороша. Глаза.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
Живем мы хорошо, все здоровы и физически, и нравственно.
желание славы есть последняя одежда, которую снимает о себя человек. Я чувствую постоянно всю силу этого соблазна. И постоянно борюсь с ним.
Вы говорите: как идти, куда? Вопрос этот может быть только тогда, когда думаешь, что знаешь, куда надо идти. А думать этого не надо.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Не надо тревожиться.
Живу совершенно скотски; хотя и не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал.
Встал очень рано.
Чувствую неповоротливость старости
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Встал поздно, целый день ничего не делал
Всё слабость и уныние.
Очень хорошо. Я себя давно так умственно и физич[ески] хорошо, бодро не чувствовал.
Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
