Все материалы
В Москве тяжело от множества людей.
То, что срок нашей земной жизни не в нашей власти и всякую секунду может быть оборван, всегда забывается нами.
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
У вас незаметно ни малейшего признака писательского дарования, и я советовал бы вам не заниматься этим.
У Фета вечер очень приятно.
Жив.
Я перебесился и постарел.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
Вы, пожалуйста, после неприятного впечатления, которое произведет на вас это письмо, подумайте, что я на траве и сплю, и не выводите никаких обо мне заключений.
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
Разве может кто-нибудь в мире, самый праздный даже человек, в самой несложной жизни сделать все дела, которые ему нужно сделать.
Очень жарко. Я даже не купаюсь, а то прилив к голове.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Простите, что говорю вам такие пошлости
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
