Все материалы
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Ежели можно раньше приехать, то приеду, потому что только с тобой, детьми я дома и человек
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
Советую вам думать не о театре, а о том, как бы прожить хорошо, нравственно свою жизнь.
А на что вам книг — у вас горы и виноград и горы.
Разве может кто-нибудь в мире, самый праздный даже человек, в самой несложной жизни сделать все дела, которые ему нужно сделать.
Очень хорошо. Я себя давно так умственно и физич[ески] хорошо, бодро не чувствовал.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Я перебесился и постарел.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Вы говорите: как идти, куда? Вопрос этот может быть только тогда, когда думаешь, что знаешь, куда надо идти. А думать этого не надо.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви.
Живу совершенно скотски; хотя и не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Чувствую неповоротливость старости
Мне жить довольно хорошо, потому что я от жизни, вероятно, также и ты, ничего не жду.
Я ошибся что ли и написал лишний день. Это был 3-й, теперь 4-е.
Рад, что и Горький и Чехов мне приятны, особенно первый.
