Все материалы
Чтение газет и романов есть нечто вроде табаку – средство забвения.
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
Я вообще последнее время перед смертью получил такое отвращение к лжи и лицемерию, что не могу переносить его спокойно даже в самых малых дозах.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
Лизавета очень хороша. Глаза.
Весь наш разговор свелся к тому, что, по моему мнению, революционная деятельность безнравственна
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
желание славы есть последняя одежда, которую снимает о себя человек. Я чувствую постоянно всю силу этого соблазна. И постоянно борюсь с ним.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
У Фета вечер очень приятно.
Всё слабость и уныние.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Ездил с офицерами на рыбальство.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Книг слишком много, и теперь какие бы книги ни написали, мир пойдет всё так же. Если бы Христос пришел и отдал в печать Евангелия, дамы постарались бы получить его автографы и больше ничего. Нам надо перестать писать, читать, говорить, надо делать.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Читал дрянь