Все материалы
Знать, что было и будет, и даже то, что есть, мы не можем, но знать, что мы должны делать, это мы не только можем, но всегда знаем, и это одно нам нужно.
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
У вас незаметно ни малейшего признака писательского дарования, и я советовал бы вам не заниматься этим.
Мне ужасно совестно и досадно, что я затерял две ваши рукописи. Пожалуйста простите меня.
Я шил сапоги.
Живу совершенно беспечно, не принуждая и не останавливая себя ни в чем: хожу на охоту, слушаю, наблюдаю, спорю.
Не усиливайте своей привязанности друг к другу, но всеми силами усиливайте осторожность в отношениях, чуткость, чтоб не было столкновений.
Напишите мне. Если я не нужен, то поживу еще здесь несколько дней.
Лизавета очень хороша. Глаза.
А на что вам книг — у вас горы и виноград и горы.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
После ужина болтал с Епишкой до петухов.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите.
Желаю и надеюсь, что эта глава удовлетворит вас так же, как она меня вполне удовлетворяет.
Посылаю вам молитву, которую люблю повторять, когда свертываешься и чтобы не свертываться.
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
Жив.
Я вообще последнее время перед смертью получил такое отвращение к лжи и лицемерию, что не могу переносить его спокойно даже в самых малых дозах.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
