Терентий Николаев. —
383
Зачеркнутое начало: Терентий Николаев родился
В начале царствования Императрицы Екатерины, в Московской губернии, в 100 верстах от города Тулы и в 17 — от Мценска, в левой стороне от большой Киевской дороги, на реке Зуше,384
Слова: на реке Зуше, вписаны между словами: большой и Киевской
жил в своей вотчине селе Вяземском отставной385
маиор
штык-юнкер Князь Николай Иваныч Горчаков.386
Князь Николай Иваныч был записан солдатом в Преображенский полк при Импер.
В 1762 [году] у него родилась дочь Пелагея, потом Наталья, потом
Мавра Ивановна,389 Ѳедотовна мать Князя Николая Иваныча, урожденная Княжна Мордкина, была еще жива и уже 15-й год жила в390 Слово: в ошибочно написано дважды монастырѣ въ Хотьковѣ. И къ ней въ монастырь ѣздили Князь съ Княгиней. И у нея застали они Юродиваго Васю тку. Вася полюбилъ Княгиню, погладилъ ее по головѣ и велѣлъ ей молиться ангелу своему и тутъ же сказалъ: «Будетъ сынъ, будетъ Вася, да не видать тебѣ его. А ты не тужи, Николашка увидитъ, да и то зажмурится, чтобъ не видать. Тебѣ лучше будетъ, лучше. Молись ангелу». —
Князь и Княгиня часто потом поминали предсказанья юродивого. Оно все сбылось на радость их [и] на горе.
Через год после их богомолья Княгиня родила сына Василья и радости не было конца. Князь Николай Иваныч
Князь Василий Николаевич жил в Петербурге у брата
Село Вяземское сидело по обе стороны реки Зуши вдоль по большей дороге от Мценска к Ефремову. По сю сторону реки
В селе, по обе стороны реки жили мужики боярские двух господ. Большая часть, 73 двора были прежде Князя Вяземского, от него перешли его дочери Ртищевой, от Ртищевой уже перешли внуке его, Княгине Горчаковой, и в 1757 году были Горчаковские. 8 дворов были Кузьминой395 Скуратовой барыни, всередине зареченской слободы и ее самой барской дворишко, да еще 2 двора были Писарева помещика, остальные на выезде 17 дворов были однодворцы и назывались Пашутинской слободой.
В ближней стороне у церкви была Горчаковская усадьба, и в ней в 1757 [году] жил сам Князь с Княгиней и с тещей Матрёной Федоровной Ртищевой. У церкви же жили два попа, дьякон, дьячки. —
За рекой жила Скуратова, вдова, Пулхерья Ивановна. Писаревы не жили, а в господском дворишке жил прикащик. —
Барский Княжеский двор и новые высокие хоромы стояли по сю сторону реки ото Мценска, сажень на сто вправо от дороги, насупротив Церкви.
Въезд на барский двор был против церкви. И прямо в заду двора стоял новый дом. Налево от него шли амбары и загибались на правую сторону. На левой стороне были конюшни, колясочные сараи, а спереди по обеим сторонам ворот были людские. Влево за двором был молодой сад яблочный. В право на склоне горы была дорога, а за дорогой дворы, конный и скотный и закуты дворовых. Позади дома была роща дубовая. В роще была баня.396
И через рощу шла дорожка на гумно и через другую рощу на скирдник. А за скирдником вправо шло поле, а в лево большой старый Ледовский лес.
Случилось это на 5-й день после крестин, в то самое утро, как Князь Роман Федорыч, погостив у братца, с Княгиней собирался ехать домой. Было это Петровками, стояли жары. Накануне гостей было много. Приезжали проститься с почетным гостем. Большая половина осталась ночевать и потому Князь Роман Федорыч задумал выехать до света, чтоб холодком ехать и поспеть к обеду в село Сергиевское к приятелю и куму своему Князю Гагарину. Люди Княжеския всю эту ночь не спали. Свечера, отслужив за господским ужином и уложив господ спать, приезжие люди зашли на деревню, сами поужинали. За ужином выпили положенную от Князя Николая Ивановича водку, приезжим вынесли за ворота, поиграли с девушками песни, а тут
уж и заря занялась, и пошли кучера лошадям корму задавать, а лакеи укладывать карету. — Кареты тогда были в нови, у Князя Николая Ивановича кареты не было, а были коляски венския и, так что, когда налюбовались все на новую золоченую Князь Романову карету и захотели убрать ее в сарай, то увидали, что она в ворота сарая не подходить; и потому свезли карету за рощу в пустой гуменный сарай и там ее поставили. Туда то в сарай и пошли двое людей: Камердинер Княжеский и Калмыченок укладывать карету. — Камердин прилег на оржаный ворох и послал Калмыченка в дом принесть ящик из под козел. —
Только они вышли из калитки на дорожку к бане, как увидали сквозь деревья, кто то пошел от бани да не к гумну, а лесом к Ледовому.
— Эй, что за человек? — крикнул он. — Баба никак, — сказал камердинер, но баба не остановилась, a побежала, только красная понева и пятки, босые ноги сверкали меж деревьев.
— И яй! Держи, — вдруг весело и лихо гаркнул камердинер. — Ту его! — и пустился бежать за ней.
Но Савелий был человек грузный, такой же, как его барин, и скоро запыхался. Но повеселиться чем нибудь ему хотелось.
— Эй ты, косоглазый, держи, ты легок. И яй, — гаркнул он опять. — Лови, косоглазый чорт! И яй! Ту его! Чур пополам. — Он остановился и кричал, смеясь и поглядывая на быстро удалявшийся от него красный камзол припустившего калмыченка.
Калмыченку было лет 15. Его два года тому назад свояк привез из Оренбурга и подарил князю. Калмыченок был жилистой, ловкий и резвый. Он живо стал нагонять бабу. Уж ему видно было, что она простоволосая, молодая, небольшая ростом, но очень красивая, статная девка. Как только она выбежала через лес на гумно и подбежала к воротам, он нагнал ее и ухватил сзади за руку.
— Попала, — закричал он.
— Держи крепче! И я яй! — отозвался из за леса бегущий Савелій.
Но дѣвка или баба, какъ кликуши кричатъ, закричала страшнымъ голосомъ и стала вырываться и, обернувшись къ нему, она другой рукой отдернула его руку и, не переставая, то визжала, то рѣвѣла, то закатывалась. Но онъ былъ цѣпокъ и держалъ ее. Вырываясь, она упала и уронила его съ собой, но онъ все не пускалъ ее. Но барахтаясь на землѣ, онъ вдругъ почувствовалъ жгучую боль въ рукѣ. Она подвела его замершія на ея рукахъ руки ко рту и, пригнувшись къ нимъ, забрала его палецъ въ зубы и, перебирая его къ кореннымъ зубамъ, откусила его.
— Собака! — завизжал остервенившись Калмыченок и, отпустив руку, схватился за запор, но она вырвала у него запор и побежала опять к воротам. Но у ворот он опять стал нагонять ее. Добежав до ворот, она ухватила кол, которым притыкались ворота и, прижавшись задом к верее, задыхаясь, остановилась, подняв кол.
— Пусти, брось! — Не хочу! Да воскреснет Бог.
— Не уйдешь, сука! —
И взмахнув, из всех сил ударила им Калмыченка по голове, и тотчас же, подлезая под перекладину, выскочила за ворота, и побежала зa ригу. У Калмыченка потемнело в глазах, но он оправился и выбежал за ригу, но, выскочив на ту сторону, он уже не видал ее.
На крик девки, Калмыченка и камердинера собралось много народа. Караульщики, мужики, ехавшие из ночного, кучера — люди отъезжавшего Князя и тутошние.
Калмыченок, высасывая кровь из своего откушенного второго пальца, ругался на ведьму за то, что она его изувечила; собравшиеся лакеи, мужики и кучера смеялись над Калмыченком.
— Видно сходить тебе к бабке, палец поправить, — говорил один.
— Ничего, брат, Колбашка, — (так звали Калмыченка) — мы у шестипалого лишний палец отрежем, тебе приставим, — говорил другой.
— Эх, Колбашка, сердечный и кукиша нечем показать, —