ВАРИАНТЫ ИЗ РУКОПИСЕЙ «ЗАПИСОК МАРКЕРА».
177
Абзац редактора.
а все знай шары вынимаешь: 9 и ничего, 12 и 3, 24 и 3. — Привычка: другой раз насилу ноги передвигаешь, в голове как молотом стучит, а все считаешь. Ошибись только, особенно коли антересная партия идет, так того и гляди, морду разобьют. — Уж пуще всего меня адъютант большой донимают: играют до 2 часов, с князем с этим, денег в лузу не кладут, и уж знаю, что ни у того, ни у другого нет ни гроша, а все фарсят: «Идет угол от 25?» — «Идет». Все ведь только для тону, а ты зевни только или не скоро шара поставь, так тоже наровит в морду заехать. — Только вот я себе с машинкой круг бильярда похаживаю, гляжу новый барин какой то пришел и сел себе на диванчик.
Уж я посмотрел, как раз они подле бильярдной комнату взяли да туда мамзель привезли — Эстерва, так звали ее. Ведь что же это за Эстерва была, прямо что Эстерва! Худая, носастая, пьяная. И что только в ней господа находили. Ведь через неё сколько прошло: Тулупов, Б. Овчинников,
К
Князь
Сургучин. Из-за неё, чисто из-за неё все промотали, из
П
Петербурга
бежали от долгов. — Что француженка она что ли, за то ей такая честь была, — да мало ли их у нас не емши пропадают, или что на киятре играла, Бог их знает. Или что может из того так на нее зарились, что уж раз в честь попала, стала
***
не в
178
В подлиннике: по
шелках, так в бархатах ходить, в каретах ездить, ну и лестно, что
***
она
, мыл, у меня на содержании — слава пойдет. А я бы, наше дело холопское, так и полтины серебра за нее и то бы от нужды дал. — Известно, господа чего не делают, уж одно слово: господа! Вот привезли мамзель эту, пошли кутить, тут и бильярдную отперли, мамзель стала на бильярде играть, потом влезла на него и пошла плясать; так ведь какие колены выделывает, что и смотреть гадко, да и смешно больно.
К
Козельский
около ней так вот и юлит, так и юлит. Как уехала она, уж он один ходил, ходил по комнатам и все что-то бормочет по французски и руками так делает. — Приехал
к
князь
, он ее провожал.
Ст
Стариков
приехал, пошли толковать. При мне
К
Козельский
сказал, что он никогда женщин не
***
имел
.
Так тут бильярд и загадил. Уж на другой день за сукно 80 р. заплатил. — Так вот с этого раза и стал он мамзелями заниматься. И Эстерву с
к
князем
как то сообща содержали; уж Бог их знает, какие у них рассчеты были, только все вместе езжали. Уж сказано: господа чего не выдумают.
Бог дал мне имя.179
богатство, молодость, ум.
Я не могу гордиться своим именем, которое носили прежде люди стоявшие высоко в мнении всех благородных людей; я затаскал его по трактирам и дурным домам. Ведь нет возможности заставить забыть Петрушку, что я играл с ним на деньги, просил его играть, когда у меня уж небыло денег, и что остался ему должен. Ватяков никогда не
забуде
забудет
, что я просил его бить мои карты, когда не мог платить уже, что он сказал мне: вы не деликатны, что я просил его тщетно играть на мои сани. Адорев никогда не забудет, что он сказал мне: несносный мальчишка! Что
К
Князь
Калтыков не поклонился мне в гостиной своей тетки. Амалия, Эсмеральда, о ужасные воспоминания, — никогда не забудут, что я целовал их? — Пускай они забудут, они умрут, но все я не забуду.
Б
Боже
, прости меня, я часто желаю, чтобы все они умерли, и тогда бы я мог начать другую жизнь.
Бог дал мне богатство, вверил мне
существов
существование
2000 людей. Что я сделал? я раззорил их. Я передал их Селезневу (1 неразобр.). И это сделал я, который отроком так хорошо понимал священную обязанность помещика.
Бог дал мне теплуюдушу, полную благородных чувств.
Набеленая толстая Эсмеральда имела цвет моей невинности. Уже я с трудом нахожу в своей душе благородное чувство. У меня есть сестра, братья, тетка, и все любят со мной180
В подлиннике: меня
видаться иногда. Вспоминал я раз в два года о их существовании; да, и теперь я не могу думать о них, я так далек.
Бог дал мне ум. Я сказал несколько остроумных слов, заставивших смеяться Эстерка, а
Б
Боже
м
мой
, где эти мысли о Тебе, о В[ечности[?]], о
б
будущей
ж
жизни
, которые так живо и с такой силой бывало наполняли мою душу и возносили к Тебе. — Но как я был хорош, когда я был молод. Когда я подумаю о той неизмеримой пропасти, которая отделяет меня от того, что я был бы, ежели бы пошел по дороге, которую открыл мой невинный свежий ум и детское чувство. Все это181
Вписано, но с дальнейшим не согласуется: говорил я себе несколько раз и все тщетно
я сказал себе 2 месяца тому назад после проигрыша. Тогда я верил в перемену.182
я б в деревне
Я сказал себе: все, что есть у меня силы воли, я употреблю, чтобы выйдти из этой пагубной коллеи и я употребил все, что было во мне воли. Я сказал себе, что я убью себя, ежели не выйду из этой коллеи. — И я не мог. Зачем не дал мне Бог воли, зачем дал он мне чувство и разум? Я убью себя.
Боже мой, и отчего я убиваю себя? Я не сделал преступления, я не обезчещен. Но ежели бы что-нибудь тяжелое лежало на моей душе, мне было бы легче. Было бы величие в моем отчаянии и поступке. Но я опутан грязной сетью, из которой я не могу выпутаться и к которой не могу привыкнуть. Хуже то, что я знаю, я все буду падать, я испытал это. Ежели бы я был тайной преступник, раскаяние искупило бы меня, ежели бы я был явной преступник, наказание искупило бы его. Ежели бы я был несчастен, я бы мог роптать.183
Не зачеркнуто по ошибке: Ежели бы я был
Ежели бы я был обезчещен, я бы мог восстановить свою честь, или подняться выше понятия светской чести и презирать. Но я опутан, я падаю и чувствую свое падение. И нет мне спасения. Моральные страдания, которые я испытываю, хуже всего, что может вообразить человек. Ежели я стараюсь забыться, то после забытья раскаяние еще сильнее и жезче; ежели я стараюсь опомниться, то я чувствую кроме раскаяния невыносимый страх оставаться с собой наедине
***
что
еще тяжеле раскаяния. В физической боли есть моменты облегчения; здесь нет минуты, где я
***
бы
потерял сознание своей погибели. Душа моя погибла, во мне осталось одно воспоминание о ней. — Всякая перемена была бы благо, — другой нет, кроме смерти. Ежели бы душа моя без посредства тела могла уничтожить себя, я 1000 раз уже уничтожился бы. — Но тело подло. Оно боится, оно торжествует в погибели души и не хочет потерять этого наслаждения, но душа возьмет свое.