— Не успеем в день, два, три дня будем писать.

— С начала начинать?

— Да, с самого начала. Где родился, где жил.

Хаджи-Мурат опустил голову и долго посидел так, потом взял палочку у тахты, достал627 ножик из-под кинжала с слоновой втравленной золотом *** ручкой булатный ножик и начал ее резать.

— Пиши: родился в Цельмесе, аул небольшой, в горах, — начал Хаджи-Мурат. — И ему вспомнился вечер, врытая в гору сакля с галерейкой и запах кизяка, и мать, сидящая над коровой. — Нас было два брата, старший Осман и я. Мать моя, когда родила Османа, кормила молодого хана аварского Нунцала, и потому мы были вхожи в ханский дворец и играли с детьми ханскими и ханьша Паху-Бике любила нас. Ханов было трое: Булач-Хан, Умма-Хан, молочный брат Османа, и Абунунцал-Хан; мой брат названный и друг. — Джигит был, — сказал Хаджи-Мурат, и Лорис-Меликов удивился, увидав, как слезы выступили на глаза Хаджи-Мурата, когда он упомянул это имя. — Вместе впятером мы джигитовали и вместе воевали. — Первое мое сражение было под Хунзахом, когда Кази-Мулла окружил Хунзах. Кази-Мулла требовал, чтобы ханьша перестала дружить с русскими. Тут я в первый раз стал мюридом, принял хазават. Да это вам не нужно?

— Нет, нужно. Как же?

— А вот. Кази-Мулла второй день стоял под Хунзахом. Наши пешие выходили к лесу и перестреливались. Я сказал Абунунцалу: «выедем верхами с ущелья и ударим в их лагерь». Так и сделали. Мы выехали на заре. Они вели лошадей на водопой. Мы гикнули. Кого убили, кого взяли живыми. Кази-Мулла бежал. Взяли значки. И я здесь в первый раз убил человека. И тот, кого я убил, был мюрид. Когда мы выскакали в гору, они все пустились бежать. Моя лошадь была добрее всех, и я стал нагонять их. Позади всех скакал и сдерживал лошадь молодец хаджи в черной черкеске. Он кричал мне, что убьет, и поворотившись, целил в меня ружьем. Я знал, что, если я побоюсь его и сдержу лошадь, то уйдет от меня до ущелья; если же я не сдержу, он выпустит заряд и не успеет зарядить. Я стал близиться к нему, надеясь, что он промахнется. Он выстрелил. Пуля прожужжала мимо самых ушей. Я наддал ходу и потом в упор выстрелил ему в спину. Он схватился за пистолет, но опять промахнулся. Я догнал его, схватил за повод. Он лежал на луке. Я остановил лошадь. Он свалился на земь. Он поднял глаза к небу, прочел молитву «Ля иллаха иль аллах» и потом сказал: «Ты убил меня. Я мюрид, бился против неверных. Будь мюридом. Нет спасенья без хазавата. Ля иллаха, держи хазават» и умер.

— Что такое хазават и что такое мюршид и мюрид? — спросил Лорис-Меликов.

— А ты не знаешь?

— Я знаю, да желал бы знать всё сначала.

— А сначала был Мулла-Магомет. Я не видал его. Он был святой человек — мюршид. — Он говорил:628 Истор. Каб. полка, 13, от знака до 14 стр. знака < «Народ! Мы ни магометане, ни христиане, ни идолопоклонники. Истинный магометанский закон вот в чем: магометане не могут быть под властью неверных. Магометанин не может быть ничьим рабом и никому не должен платить подати, даже магометанину. Кто мусульманин, должен быть свободный человек, и между всеми мусульманами должно быть равенство. Кто считает себя мусульманином, для того первое дело хазават, война против неверных, а потом исполнение шариата. Народ, мы отвергнуты законом, мы гости в этом свете, мы все должны будем переселиться в настоящее наше место, чтобы найти спасение. Вот что говорит пророк: тот мой мусульманин, кто не щадит ни жизни, ни именья, ни семейства, кто исполняет волю Корана и исполняет мой шариат. Поступающий согласно моим повеленьям станет на том свете выше всех святых, до меня бывших. «Народ! Клянитесь оставить свои прежние пороки и впредь удаляться от грехов. Дни и ночи проводите в мечети, молитесь Богу с усердием и плачьте и просите его, чтобы он вас помиловал. Когда же настанет время вооружиться против неверных, о том я узнаю по вдохновению свыше и объявлю вам, но до тех пор рыдайте и молитесь. Я самый грешный человек в целом мире. Простите меня, я уже отказался от всего мирского». Так он сказал сначала, а потом, когда Магомет открыл ему всё, он сказал: «Именем пророка повелеваю вам: ступайте на свою родину, соберите народ, прочтите ему наставления мои, вооружитесь и идите на хазават; истребите врагов и освободите братий наших, мусульман. Кто убьет врага или сам погибнет в битве — рай тому награда; если же вы убежите с поля сражения, или через деньги и ложные обещания покорят вас, тогда ваши мечети будут обращены в церкви, вы будете навсегда прокляты, для вас нет спасенья и бойтесь гнева божьего. Вы живете в крепких местах, вы храбры. Один мусульманин должен итти против десяти неверных и не поворачиваться спиной к неприятелю. Кто так будет поступать, тот будет святым и вкусит все наслаждения рая. Вот ваши обязанности! На них благословляю вас». И вот Кази-Мулла повел хазават, а за ним Гамзат,629 только он был ложный имам а за ним Шамиль.630 и я Так вот с тех пор, как я убил этого мюрида, я стал думать о хазавате. Тогда я еще не стал мюридом. Я и забыл слова этого мюрида. Я вспомнил их только после.631 Отчеркнуто с надписью на полях: пр пропустить : В этот самый день, <в то время> как мы с ханом прогнали Кази-Муллу, с другой стороны Хунзаха в перестрелке убили моего отца. Когда мы вечером въезжали в Хунзах с лошадьми, значками, пленными и телами, которые мы везли, у въезда я столкнулся с лошадью, на которой везли перекинутое тело, покрытое буркой. За ними шла моя мать и рвала на себе волосы. Тут вскоре Кази-Мулла был убит и на место его стал Гамзат. Гамзат прислал послов сказать, что если мы не покоримся, он разорит нас. Все аулы перешли к нему, и нам нельзя было защититься, тогда ханьша решила послать сына Омара и меня с ним в Тифлис просить помощи у барона Розена. Тут я в первый раз увидал русских и узнал их.

— И не полюбил, — шутя сказал Лорис-Меликов.

— Нет, не полюбил. Тогда были хуже, чем теперь. Меня не приняли, ничего не дали. В это время был бунт в Кахетии, и я видел, как вешали и гоняли сквозь строй наших.

— Где же это было? — спросил Лорис-Меликов.

— А это было в крепости. Был генерал Гузат. Он казнил. Мы с Омар-Ханом пришли на площадь. Стояли три виселицы, и две арбы были с палками. Солдаты стояли кругом и били в барабаны. Потом вышел чиновник и стал читать по-русски. Потом переводчик прочел по-татарски, что народ бунтовал и вот зачинщиков казнят. А мы знали, что это не зачинщики. А они жили свободно, потом пришли русские, сожгли хлеб, сено, дома, побили жен, детей. Тогда выбрали время и зарезали роту солдат. Потом пришел полк. Хевсуров сила не взяла, они покорились. Спросили: «давай зачинщиков». Старики помолились Богу в мечети. Потом мулла вышел, сказал: «Русские требуют виноватых. Все били русских. А русские требуют девятерых. Надо идти девятерым. Кто пойдет?» Трое сами вызвались, шестерых назначили. Из этих троих удушили веревками, а пять забили палками, шестой убил солдата и сам убился. Я видел всё. Омар-Хан не стал смотреть. А я целый день стоял, смотрел. Сначала повесили, потом водили между солдат голых, те били. Ни один не кричал. Только один старик визжал. А когда шестого захотели вести, он сорвал с себя кандалы, убил ими солдата и сам бросился на штыки и закололся. А генерал жирный, как свинья, сидел на кресле, курил трубку.