— Отдайся живой!
Опять выстрел. И опять Хаджи-Мурат, выхватив вату,326 заткнул завалился за лошадь и заткнул рану в боку.
— Нет еще, — и Хаджи-Мурат, выхватив кинжал, бросился к тому, в которого он два раза промахивался, и не успел тот поднять руки, как кинжал пропорол ему брюхо. Но в то же время две пули пробили грудь Хаджи-Мурата.327
и подбежавшие стали рубить его
Он упал. Он умирал и вдруг понял это. И Вали-Магома такой, каким он его видел последний раз, свистящим и кидающим камни и смеющимся, представился ему. Вспомнилась ему улыбающаяся, краснеющая Марья Дмитриевна, вспомнился ему и враг, сам328
Вот его то в эту минуту мне наполнил запыленный сломанный репей.
Смущение нападавших продолжалось недолго. Еще две пули ударились в грудь Хаджи-Мурата. Одна попала в золотой и отскочила, другая попала в сердце.
— Алла! — проговорил330
Шамардино
14 августа 1896.
Л. Толстой
Это было на Кавказе сорок пять лет тому назад, в декабре 1851 года,331
на левом фланге
— Панов, Кондаков и Никитин, в секрет за ворота.339 Зач: — Ладно, — сказал старый Панов
Ночь была тихая и темная с маленьким морозом. Солдаты вышли и, сложив ружья, сели.
Панов, старый служака, пьяница, не переставая ворчал. Никитин возражал Панову, очевидно не для того, чтобы возражать, а только для того, чтобы показать свое мастерство говорить.340 и проводить время
— Рубим, рубим, а ничего не вырубили, — говорил Панов. — Она опять вся пуще зарастет, а он..... его мать, на лето засядет в чащу, не вышибешь его оттель.341 Против слов: Рубим, рубим... его оттель на полях написано и обведено кружком: секреты,