— «А пора, пора, дядя», сказал капитан, чуть заметно улыбаясь под своими широкими опущенными усами и видимо детски довольный похвалой старого охотника. «А Ванюша где?»
— «Да вот наставил этого чорта», сказал старик, указывая на уходивший самовар: «а сам ушел куда-то. Бунтует, кричит, а что с ним делать, не знаю.
«Да ты его накрой».
— «Нет, пускай сам придет».
— «Разве уже пора? Как я проспал! Не успеете выпить чаю, я буду готов. Ванюша!» заговорил Оленин, вскакивая с постели.
— «Я вас подожду на дворе», сказал капитан и вышел, несмотря на то, что Оленин уверял его, что не стесняется. Капитан во всем был осторожен, педант даже, и имел свои убеждения о приличии, которые он не изменял. — «Я к Марьяне зайду», прибавил он, выходя.
Оленин нахмурился. — «Ну, как хотите». —
На дворе Марьяны дверь в клеть была отворена и из неё виднелся край её рубахи. Капитан подошел к забору.
— «Эх, Иван Алексеичь», сказал дядя Ерошка: «на охоту идете, а к бабе идете». —
— «Она счастливая», ответил капитан и подойдя ближе окликнул Марьяну. Капитан любил Марьянку и умел с ней обходиться так, что она после матери больше всех доверия имела к нему, несмотря на то, что в её девичье время он тоже волочился за ней и теперь она чувствовала, что её красота действует на него. —
— «Что, дядя Алексеичь?» откликнулась Марьяна, показывая из двери свое свежее прекрасное лицо. На ней была одна рубаха и красная сорочка38 Трудно допустить, чтобы Толстой мог тут думать о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой (1792—1880) — жене наместника, уже по ее возрасту; вероятно перед ним вставал образ жены сына наместника, той самой Марьи Васильевны, которую он позднее показал нам в «Хаджи-Мурате». на голове. В эти три года она еще более похорошела той сильной, мужественной красотой, которая составляла её силу. Тонкая бровь еще отчетливее лежала на более румяном и полном лице. Черные глаза были блестящее и смелее, плечи и руки стали шире и полнее. Все существо её дышало довольством и здоровьем.
— «Али тоже на охоту идешь?»
— «А то как же? Да вот твой сосед еще спит, я к тебе и пришел поговорить. Давно не видались».
— «А что не заходишь? Я тебе рада».
