— Нет, он не поможет; а я подумаю о твоем сыне, — и Князь вышел на улицу.

— Как не помочь, кормилец, ведь он колдун, одно слово колдун.

Давыдка Белый мужик смирный, непьющий, неглупый и честный, он лучше многих своих товарищей, которые живут не так бедно, как он. Но несчастный в высшей степени лимфатический темперамент или апатический характер, или проще[?] наследственная непреодолимая лень, сделали его тем, что он есть — лодырем, как выражается его мать. И она совершенно права, говоря, что он сам этому не рад. Он родился лодырем и век будет лодырем, ничто не изменит его. Но родись он в другой сфере, в которой беспрерывный тяжелый труд не есть существенная необходимость, кто знает, чем бы он был? Разве мало встречаем мы этих запухших, вялых, ленивых натур без живости и энергии, которые были такими же лодырями, родись они в бедности? Но средства к существованию их обезпечены, временный умственный труд в некоторой степени возможен для них, и они спокойно погружаются в свою безвыходную апатию, часто даже щеголяя ею, и, неизвестно почему, называя славянскою ленью.

Но нищета, труд крестьянина, принужденного работать из всех сил и беспрестанно, невозможны с таким характером. Он убивает надежду, увеличивает беспомощность. А беспрестанные брань, побои вселяют равнодушие даже отвращение [к] окружающему. Наконец, чтó грустнее всего, к бессилию присоединяется сознание бессилия: и бедность, и побои, и несчастия делаются обыкновенными необходимыми явлениями жизни, он привыкает к ним, и не думая о возможности облегчить свою участь, ничего не желая, ничего не добиваясь. Давыдку забили. Он знает, что он лодырь, что ему есть нечего. Что-ж, пускай, бьют, так и следует, рассуждает он. —

«Но что мне делать с ним, думает мой герой, грустно наклонив голову и шагая большими шагами вниз по деревне. — Ежели останутся такие мужики, то мечта моя видеть их всех счастливыми никогда не осуществится. Он никогда не поймет, чего я от него хочу, он от меня ничего не ожидает, кроме побой. Так и быть должно. Его 20 лет били, а я только год стараюсь советовать и помогать ему. — В солдаты, — подумал он, — но за что? он добрый мужик. Да и не примут, подсказало ему чувство рассчетливого эгоизма. Взять во двор? Да, вот», и он с удовольствием человека, разрешившего трудную задачу, остановился на этой мысли. — «Там он будет на глазах. Я в состоянии буду всегда следить за ним, и может быть кротостью, увещаниями, выбором занятий успею приучить его к размышлению и труду. Так и сделаю». — Успокоившись на этот счет Николинька вспомнил, что ему надо зайдти к Болхе и отдать обещанные 50 р. — «Хотя Шкалик обманул меня, — говорил он сам себе, — но я должен исполнить свое слово, ежели хочу внушить к себе доверие». И он отправился к Болхе.

Болхиныхъ семья большая и дворъ исправный. Во всей вотчинѣ, почитай, первый мужикъ. Лѣтось другую связь изъ своего лѣса поставилъ, господъ не трудилъ. Теперь есть, гдѣ съ семьею распространиться. Коней у него, окромя жеребятъ, да подростковъ, троекъ 6 соберется, а скотины, коровъ, да овецъ: какъ съ поля гонятъ, да бабы выйдутъ на улицу загонять, такъ въ воротахъ ихъ то сопрется, что у-у! Бѣда! до француза старикъ садилъ — тамъ у нихъ пчелы, осикъ важный! Люди говорятъ, что у старика и деньги есть и деньги не маленькія; да онъ про то никому не сказываетъ, и никто, ни дѣти, ни невѣстки не знаетъ, гдѣ онѣ у него зарыты. Должно на осикѣ, больше негдѣ. — Да какъ имъ справнымъ не быть? Старикъ-атъ Болха мужикъ умный, разчетливый и порядки всякіе знаетъ. Съ молодыхъ-то лѣтъ онъ на станціи на 3-хъ тройкахъ лѣтъ 8 стоялъ. Ну, какъ сошелъ и лошадьми, и снастью справился, и въ мошнѣ то не пусто было, батрака нанялъ, за землю принялся. Пчелами занялся. И назвать, что пчеловодъ! противъ него, другаго мастера по всей окружности нѣтъ. — Далъ Богъ ему во всемъ счастія и на хлѣбъ, и на лошадей, и на скотину, и на пчелъ, и сыновья-то ребята знатные выросли, да и баловаться то онъ имъ больно повадки не давалъ, куратный мужикъ! Какъ пришла пора, и сыновей женилъ, одну бабу взялъ у своихъ, а двухъ въ сусѣдей на свой коштъ[?] откупилъ. Просить тогды некого было — опека была. Ну, извѣстное дѣло: какъ настоящій хозяинъ въ дому: да семья большая, невѣстки-то полаются, полаются, а все ладно живутъ и мужики зажиточные. Старикъ-отъ, годовъ 5 тому будетъ, было лугами по малости займаться сталъ, съ Шкаликомъ въ долю пошелъ, да не посчастливилось. 300 р. на Шкалику пропало, и расписка по сю пору у старика лежитъ, да получить не чаетъ; такъ и бросилъ. Меньшіе ребята — Игнатка, да Илья — теперь каждый годъ на 5 тройкахъ зиму въ извозъ ѣздятъ, а старшего Карпа старикъ хозяиномъ въ домѣ поставилъ. «Старъ, мылъ, ужъ мнѣ не по силамъ, и мое дѣло около пчелъ». Карпъ то мужикъ и похвальный, да все проти старика не будетъ: да и хозяинъ-отъ онъ неполный. Неспорно старикъ и передалъ все ему, да деньги не открываетъ, ну, извѣстно, хоть пока жив, да деньги у него, в дому-то все стариков разум орудует. Этак-то они и славно живут, коли бы не старик. Куды? —

В новых тесовых воротах, которые с скрипом отворились, Николиньку встретил Илья. Он вел поить 2 тройки крепконогих, гривистых и рослых коней. Лошади хотя были сыты и веселы, были уже не совсем свежи. У некоторых широкия копыта, потные колени погнулись, и во многих местах видны были старые побои на спине и боках. Лицо Илюшки Болхина, одно из красивейших лиц, которые когда либо мне удавалось видеть. Все, начиная от светло-русой головы, обстриженной в кружок, до огромных тяжелых сапог с сморщенными широкими голенищами, надетых с особенным ямским шиком на его стройные ноги — все прекрасно.

Он среднего роста, но чрезвычайно строен. Правильное лицо его свеже и здорово; но беззаботное и вместе умное выражение ясных, голубых глаз и свежего рта, около которого и пушек еще не пробивается, дышит какою-то необыкновенно приятною русскою прелестью. Может быть бывают фигуры изящнее фигуры Илюшки, но фигуры грациознее и полнее в своем роде желать нельзя: так хорошо его сотворила русская природа и нарядила русская жизнь. Как хорошо обхватывает косой ворот белой рубахи его загорелую шею и низко повязанный поясок его мускулистый и гибкий стан. Какая ловкая и уверенная походка, несмотря на эти огромные сапоги. Порадовалась душа Николиньки, глядя на него, когда он, поклонившись ему, бойко встряхнул светлыми кудрями. На широком дворе под высокими навесами стоит и лежит много всякого мужицкого добра, телеги, колеса, ободья, сани, лубки... Под одним из них Игнатка и Карп прилаживают дубовую ось под новую троичную телегу. — Игнат побольше, поплотнее и постарше Ильи; у него рыжеватая бородка клином, и он одет не по степному: на нем рубаха пестрая, набойчатая и сапоги, сапоги резкая черта в мужицком быте — они всегда что нибудь да значат но, несмотря на сходство с братом, он не хорош собой. Карп еще повыше, еще поплотнее, еще постарше, лицо его красно, волоса и борода рыжия, а на нем пасконная рубаха и лапти.

— Игнат, — сказал Князь.

— Чего изволите, — отвечал он, бросая подушку на землю.

— Вот, братец, я принес тебе деньги, — сказал Князь, опуская глаза и доставая знакомую нам смятую пачку ассигнаций, — которые обещал дать тебе от Шкалика. Смотри же, забудь все, что он сделал, и не имей на него больше зла. Кто старое помянет, тому глаз вон, — прибавил Николинька для популярности речи.

Игнат молчал и, улыбаясь глазами, с любопытством следил за движением рук Николиньки, которые тряслись, разбирая смявшуюся в лепешку пачку ассигнаций. Молчание, продолжавшееся все это время, было крайне тягостно для моего застенчивого героя. По какой-то странной причине он всегда терялся и краснел, когда ему приходилось давать деньги, но теперь в особенности он чувствовал себя в неловком положении. Наконец 15 р. отсчитаны, и Николинька подает их, но тут Игнат начинает улыбаться, чесать затылок и говорить: «на что мне его деньги? Ваше Сиятельство, я и так попрекать не стану. С кем грех не случается».

В это время подходит сгорбленный, но еще крепкий старик с багровой плешью посередине белых, как снег, волос с седою желтоватою бородою и нависшими бровями, из под которых весело смотрят два умные, прекрасные глаза: это сам старик Болха пришел с осика посмотреть, что ребята работают. Николинька обращается к нему и сначала объясняет все дело. Старик внимательно слушает дело и резко обращается к Карпу. «Возьми деньги. Благодари Его Сиятельство», говорит он Игнату и сам кланяется.

— Меня не за что благодарить.

Свалив наконец эту тяжелую для него обузу, Николинька по своему обыкновению вступил в хозяйственный разговор с стариком, которого умные речи и советы он любил слушать, и, разговаривая, пошел посмотреть с ним новую хату.