— По злобѣ, Ваше Сіятельство. Я еще сказалъ Афенькѣ Болхиной: «вы сѣно, бабочки, не ломайте», какъ она схватитъ жердь, — продолжалъ онъ, представляя ея жестъ и выраженіе лица, — а тутъ Игнатка съ поля какъ кинется... Истиранили, Ваше Сіятельство, на вѣкъ нечеловѣкомъ исдѣлали, — продолжалъ онъ, опять приводя свое лицо и фигуру въ положеніе прежняго разстройства. — 20 лѣтъ живу, такого со мной не бывало. Меня здѣсь всѣ знаютъ, я никому обиды не дѣлалъ, ну ужъ и меня разсудите, Ваше Сіятельство, по Божьему, чѣмъ намъ кляузы имѣть...

— Странно, — говорил Князь, пожимая плечами, — так без причины бросились бить. Хорошо, я все дело нынче вечером разузнаю, а ты приезжай завтра рано утром, и, ежели твоя правда, строго взыщу, будь покоен.

— Коли им острастки не дать, Ваше Сиятельство, они убить рады — это такой народ.

— Будь покоен, прощай.

Князь воротился в комнату. Несчастный Шкалик в виду лакея насилу влез на лошадь, но выехав на большую дорогу, начал выделывать туловищем, плетью и головой престранные эволюции и вдруг пустил лошадь во весь скок до самого кабака.

Въ тотъ же день вечеромъ призванный Игнатка Болхинъ объяснилъ дѣло это совсѣмъ иначе. Онъ просилъ у Князя милости и защиты отъ Шкалика, который будто-бы, подъѣхавъ къ стогу, у котораго отдыхали бабы, почалъ ихъ безщадно бранить за расхищеніе какихъ-то веревокъ и сѣна. На слова ихъ что онѣ ни его, ни сѣна не трогаютъ, онъ отвѣчалъ тѣмъ, что, схвативъ съ стога жердь, погнался за ними.

И бабы убежали, но Афенька Болхина была на сносе, поэтому не могла уйдти, спотыкнулась, упала и была избита им так, что, едва-едва дотащившись домой, тотчас же выкинула. Он же (Игнатка), находясь на бугре, что за березником (на который сваливал навоз) услыхал крик и кинулся туда. Увидав, что хозяйка его уж хрипит, а Шкалик ее все таскает, он отнял у него хозяйку и жердь. Он готов был идти к присяге, что все это была истинная правда, и опирался при этом на свидетельство объездчика. Допрошенный объездчик из гвардейцов действительно подтвердил слова Игната, с одобрительной улыбкой прибавил, что Игнатка-таки похолил Шкалика, и что Шкалик верно не сделал бы такого, не будь он в Бахусе. Дело уяснилось.

Шкалик не являлся. Но когда посланный от Князя конторщик объявил ему, что Афенька выкинула, что Князь изволят крепко гневаться и обещаются взыскать с него по законам, — а они у нас до всего сами доходят, — прибавил конторщик, — Шкалик трухнул. Ему смутно представились острог, кобыла, плети, и все это так неприятно подействовало на него, что он поехал к Князю, молча упал ему в ноги, и только после неоднократных требований встать и объясниться, всхлипывая сказал: «виноват, Ваше Сиятельство, не погубите!» Трогательное выражение раскаяния Шкалика подействовало на неопытного Князя.

— Я вижу, ты не злой человек, — сказал он, поднимая его за плечи. — Ежели ты искренно раскаиваешься, то Бог простит тебя, мне же на тебя сердиться нечего; дело в том, простит ли тебе Болха и его жена, которым ты сделал зло? Я позову к себе Болху, поговорю с ним. Может быть все и уладится».

При этом юный Князь сказал еще несколько благородных, но не доступных для Шкалика слов о том, что прощать обиды лучшая и приятнейшая добродетель, но что в настоящем случае он не может доставить себе этого наслаждения, потому что обида нанесена не ему, а людям, вверенным Богом его попечению, что он может только внушать им добро, но управлять чувствами этих людей он не может. Шкалик на все изъявил совершенное согласие. Игнатка был позван в другую комнату, и юный Князь, очень довольный своей ролью посредника, стал внушать Игнатке, очень удивленному тем, что все дело еще не прекратилось таской, которую он дал Шкалику, — чувства любви и примирения.

— Потеря твоя уж невозвратима, — говорил Николинька, и, разумеется, ничем нельзя заплатить за сына, которого ты лишился, но так как этот человек искренно раскаивается и просит простить его, то не лучше ли тебе кончить с ним мировой? Он, я уверен, не откажется заплатить тебе 50 р. с тем только, чтобы ты оставил это дело и забыл все прошлое. Так что ли?

— Слушаю, Ваше Сиятельство!

— Нет, ты говори по своим чувствам, я тебя принуждать не намерен. Как ты хочешь?

— На то воля Вашего Сиятельства.

Больше этого Князь ничего не мог добиться от непонимающего хорошенько, в чем дело, Игната, но, приняв и эти слова за согласие, он с радостным чувством перешел к Шкалику. Шкалик опять на все был совершенно согласен. Князь, очень довольный приведенным к окончанию примирением, перешел опять к Игнату и, слегка приготовив его, привел к Шкалику в переднюю, где и заставил их, к обоюдному удивлению и к своему большому удовольствию поцеловаться. Шкалик хладнокровно отер усы и, не взглядывая на Игната, простился, заметив, что с ним денег только целковый, а что он привезет остальные завтра. «Вот, — думал Николинька, как легко сделать доброе дело. Вместо вражды, которая могла довести их, Бог знает, до чего и лишить их душевного спокойствия, они теперь искренно помирились.