— Ах! Ах, Ах! Ааа...323 промычал — заговорил он, вспоминая все, что было.324 И надо же было, чтобы эта записка к Лидии Лидиньке попала прямо в руки жены, и именно тогда, когда я уже хотел прекратить с ней связь. Надо же было случиться этому несчастью. — Как нехорошо...
И325 он стал в сотый раз припоминать все, что было. «Да, да, она сказала, что разойдется, да, да, она сказала, и она сделает, сделает... Она сделает, она такая женщина. Если бы это сказала другая, я бы знал, что это пугает, но она! Если она сказала, она сделает! И вот уже три дня она не только не смягчается, но видеть меня не хочет, И что то она делает, готовит с своей матерью? его воображению представились опять все подробности326 произошедшей от этого открытия ссоры с женою,327 ссоры, продолжавшейся уже 3 дня, во время которых жена не хотела видеть его и что то такое замышляла с своей матерью. вся безвыходность его положения.
«Да, она328 сделает эскландр, что нибудь ужасное, и вся эта история будет предметом разговора толков и хохота всего города. не простит, да, она такая женщина», — думал он про жену.
— Ах! Ах, Ах! — приговаривал он с329 гадливым выражением лица, как будто он испачкался в вонючую грязь во что нибудь. отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из всей этой ссоры.
«Ах, еслиб заснуть опять! Как там все в Америке бестолково, но хорошо было».
Но заснуть уже нельзя было; надо было вставать330
и жить, т. е. вспомнить все, что было, и исполнять все те условия, в которые он был поставлен. Надо было
бриться, одеваться, делать домашния распоряжения, т. е. отказывать в деньгах, которых не было, делать попытки примирения с
336 Зач: Степан Аркадьич, благодаря протекции своего [зятя] Алексея Александровича Каренина, одного из ближайших лиц в Министерстве, мужа столь любимой им сестры Анны, занимал почетное и с хорошим жалованьем место в одном из Московских присутствий. Занимая 2-й год место начальника в Москве, он пользовался общим уважением сослуживцев, подчиненныхе, начальников и всех, кто имел до него дело. Главный дар337 Степана Аркадьича князя Мишуты, заслуживший ему это общее уважение, состоял, кроме мягкости и веселого дружелюбия, с которым он относился ко всем людям, преимущественно в полной бесстрастности и совершенной либеральности, состоящей не в том, чтобы строже судить сильных и богатых, чем слабых и бедных, но в том, чтобы совершенно ровно и одинаково относиться к обоим.
338 Кроме того, Степан Аркадьич Князь Мишута, не считавший себя совершенством, был исполнен снисходительности ко всем. И этим он нравился людям, имевшим до него дело. Кроме того, он умел ясно, легко и кратко выражать свои мысли письменно и изустно, и этим он был дорог для сослуживцев.
Войдя в Присутствие, Князь Мишута кивнул, проходя, головой почтительному швейцару, поздоровался с Секретарем и товарищами339
сон жизни, опьяняя, охватил его
и взялся за дело. «Если бы они знали только, — думал он, когда Секретарь, почтительно наклоняясь,
Просидев заседание и отделав первую часть дел, Степан Аркадьич, доставая папиросницу, шел в кабинет, весело разговаривая с товарищем по службе об сделанной их другим товарищем и исправленной ими ошибке, когда швейцар, заслоняя своим телом вход в дверь и на носу входившего затворяя ее, обратился к Степану Аркадьичу:
— Господин спрашивают ваше превосходительство.
Степан Аркадьич был еще Надворный Советник, но занимал место действительного Статского Советника, и потому его звали Ваше Превосходительство.
— Кто такой?
Швейцар подал карточку.