Все знали, что речь была о том, что100 при дворе одно лицо тот, при ком состоял старший брат Балашева, был недоволен тем, что Балашев компрометировал Ставрович.

— Я только одно говорю, — сказал старший брат, — что эта неопределенность нехороша. Уезжай в Ташкент, заграницу, с кем хочешь, но не... Рассказ, как всю ночь пили, и погребальный марш. Вошел Потулов. «Вот мой друг. Этот меня поймет». «Давай зельтерской с лимоном и потом шампанского». .

— Это все равно, как я сяду на лошадь, объеду круг, и ты меня будешь учить, как ехать. Я чувствую лучше тебя.

— И не мешай, он доедет, — закричал Несвицкий. — Послушайте, кто же со мной выпьет? Так водки, Грабе.

Противно. Пей. Потом пойдем смотреть, как его обскачут, и выпьем с горя.

— Ну, однако прощайте, пора, — сказал Иван Балашев, взглянув на отцовский старинный брегет, и застегнул куртку.

— Постой, ты волоса обстриги.

— Ну, хорошо.

Иван Балашев надвинул прямо с затылка на лысину свою фуражку и вышел, разминаясь ногами.

Он зашел в конюшню, похолил Tiny, которая, вздохнув тяжело при его входе в стойло, покосилась на него своим большим глазом и, отворотив левое заднее копыто, свихнула зад на одну сторону. «Копыто то, — подумал Иван Балашев. — Гибкость»! Он подошел еще ближе, перекинул прядь волос с гривы, перевалившуюся на право, и провел рукой по острому глянцевитому загривку и по крупу под попоной.

— All right,102 [— Всё в порядке,] — повторил Корд скучая.

Иван Балашев вскочил в коляску и поехал к Татьяне Ставрович.

Она была больна и скучна. Въ первый разъ беременность ея давала себя чувствовать.

Он вбежал в дачу и, обойдя входную дверь, прошел в сад и с саду, тихо ступая по песку, крадучись вошел в балконную дверь. Он знал, что мужа нет дома, и хотел удивить ее.

Накануне он говорил ей, что не заедет, чтоб не развлекаться, потому что не может думать ни о чем, кроме скачки. Но он не выдержал и на минуту перед скачками, где он знал, что увидит ее в толпе, забежал к ней. Он шел во всю ногу, чтоб не бренчать шпорами, ступая по отлогим ступеням терасы, ожидая найти в внутренних комнатах, но, оглянувшись, чтоб увидать, не видит ли его кто, он но увидалъ ее. Она сидѣла въ углу терасы между цвѣтами у балюстрады въ лиловой шелковой собранной кофтѣ, накинутой на плечи, голова была причесана. Но она сидѣла, прижавъ голову къ лейкѣ, стоявшей на перилахъ балкона. Онъ подкрался къ ней. Она открыла глаза, вскрикнула и закрыла голову платкомъ, такъ, чтобъ онъ не видалъ ея лица. Но онъ видѣлъ и понялъ, что подъ платкомъ были слезы.