— А что?

— Да не ладно, говорят, с женой. Мне говорили...

Кити остановилась, чтобы послушать о Каренинѣ, а Князь оглянулся на нее, чтобы узнать, ушла ли она, для того чтобы разсказать про Каренина. Она поняла это и ушла съ Варенькой на свою обычную, бывшую самымъ любимымъ ея временемъ, прогулку по саду. Во время этой прогулки были ихъ самые задушевные разговоры.

В разногласиях между братьями Сергей Левин всегда приводил брата к сознанию несостоятельности своих мнений. Но Константин Левин и не любил спорить с братом, во первых, потому, что он чувствовал, что брат умнее его, больше думал, и, во вторых, потому, что он чувствовал, что они находились на двух различных высотах, и, очевидно, для каждого перспектива была особенная: то, что было заслонено для одного, было открыто для другого; то, что для одного казалось маленьким, для другого казалось большим и наоборот.

Для Сергея Левина меньшой брат его был славный малый с сердцем, поставленным хорошо (как он говорил по французски), но с умом не глубоким и не анализирующим. Он, с снисходительностью старшего брата, иногда объяснял ему значение вещей, но спорить не мог, потому что всегда разбивал его. Константин Левин смотрел на брата как на человека огромного ума, самого умного в России и одаренного лучшим даром, которого недостаток болезненно чувствовал в себе Константин Левин, — даром самоотвержения и любви к отвлеченной истине и добру и способности деятельности для общего блага. И потому при всех разногласиях с ним он находил, что источник разногласия их в его, Константина Левина, неспособности принимать к сердцу отвлеченное общее благо. Он уже давно и несколько раз встречал это стремление к общему благу в других и отсутствие этого стремления в себе, старался воспитать в себе это чувство, но всякий раз он не мог преодолеть фальши и бросал и теперь уже не пытался, а с стыдом признавал себя неполным человеком, лишенным человеческого качества — самоотвержения, которое он встречал в столь многих, и смирялся. Одно, что утешало его, было то, что, не смотря на это, он твердо знал в глубине души, что он все таки любит на свете только хорошее и никогда не солгал ни себе, ни другим.

Кроме того, Константину Левину было в деревне неловко с братом еще оттого, что Константин Левин в деревне бывал всегда, особенно летом, в деятельности, a Сергей Левин отдыхал, и Константину бывало неловко его оставить.968 На полях против этих строк написано: Сергею Левину скучно без публики. Не смотря на всю любовь и уважение к брату, Константин Левин заметил969 с любовной усмешкой. в нем маленькую слабость, которая для него не портила, но украшала величественную фигуру брата. Он любил галлерею. Хотя он и отдыхал теперь в деревне, т. е. не работал над своей печатающейся книгой, только правил присылаемые корректуры, Сергей Левин так привык к умственной деятельности, что он часто высказывал в красивой сжатой форме свои мысли и любил, чтобы было кому слушать. Он даже любил гостей, и Константин Левин часто удивлялся, как он иногда небрежно метал свой бисер перед свиньями. Самый же обыкновенный и естественный слушатель его был его брат. Сергей Левин любил970 больше всего лечь в траву на солнце и лежать так, жарясь, и лениво болтать.

— Ты не поверишь, — говорил он брату, — какое для меня наслаждение эта хохлацкая лень. Ни одной мысли в голове, хоть шаром покати.

Или любил удить рыбу и даже, как заметил Константин Левин, как будто и гордился тем, что может любить такое глупое занятие. Но Константину Левину скучно было сидеть, слушая его, особенно потому, что он знал — без него возят навоз на нелешеную десятину и навалят Бог знает как, если не посмотреть, и резцы в плугах не завинтят, а поснимают и скажут, что соха матушка.

— Да будет тебе ходить по жаре, — говорил ему Сергей, когда он уходил.

Кроме того, брат не переставал ему выговаривать за то, что он бросил земство. Один раз у них был длинный разговор об этом и почти спор, в котором Константин Левин чувствовал, что он совершенно осрамился и все таки не мог согласиться с братом.971 К ним приезжал сосед Константина Левина, доктор земский к тетушке, вывихнувшей палец, и доктор этот рассыпался перед знаменитым Левиным и рассказывал все, что делается в уезде. Сергей Левин внимательно слушал и расспрашивал и сказал ему кое какие замечательные слова. — Ну, однако, — начал Сергей Левин, когда доктор уехал, — это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне поразсказал этот господин. И воля твоя, Костя, это нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще не принимаешь участия в Земстве. Если мы, порядочные люди, удалимся, они, эти господа, заберут все в руки. Вон он рассказывает, что выбрали этого дурака в Председатели Управы, и он берет с нас же 2000 жалованья, и ни школ, ни фельшеров, ни

В первых числах Іюня случилось, что старуха тетушка, сходя с крыльца, поскользнулась, упала и свихнула руку в кисти. Послали за земским доктором. Приехал молодой, болтливый, только что кончивший курс студент. Он осмотрел руку, сказал, что не вывихнута, и, оставшись обедать, видимо наслаждался беседой с знаменитым Левиным и рассказывал все уездные сплетни, жалуясь на дурное положение земского дела. Когда доктор уехал, Сергей Левин с удочкой собрался на реку, и Константин Левин, которому нужно было на пахоту и посмотреть луга, вызвался довести брата в кабриолете.

Было то время года — перевала весны в лето, то время, когда урожай уже определился, рожь уже вся выколосилась и, серо зеленая, неналитым еще легким колосом, волнуется по ветру; когда желтозеленые овсы выбиваются кое где в метелку и по ним сидят еще не выполоные старые, разветлившиеся кусты желтой травы; когда гречихи у хороших хозяев посеяны и лопушатся, скрывая землю, и только староверы сеют, поминая Акулину гречишницу; когда убитые скотиной пары с трудом до половины вспаханы с оставленными дорогами, которых не берет соха; когда накатаны жесткия дороги на поля возкой навоза и присохшия кучи все таки пахнут на зарях навозом, сливающимся с запахом меда от пчелиных трав; когда не паханные пары и залежи ярко жолтые от свергибуса, а береженые луга на буграх нежно синеют расходящимися фигурами незабудок, а в низах стоят, ожидая косы, серыми метелками в верху и сочным подростом снизу луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника и кое где примятыми лежками с крутой стеной травы вокруг; когда в лесах глухо, поспела ягода и грибы; когда соловей допевает последнюю песню и вывелась уже ранняя птица и на молодых деревьях на заре видны изумрудные побеги нынешнего года; когда липа уже приготовилась к цвету и вся запестрела желтыми прилистками; когда на пчельниках старики не спят в обеденное время и пчела волнуется и роится. Было то время, когда в сельской работе приходит короткое время передышки перед началом всякий год повторяющейся, но всякий год вызывающей все силы, всю энергию народа, — время уборки. Урожай был прекрасный, весна была прекрасная, и теперь стояли очень жаркие дни с росистыми короткими ночами. Братья должны были проехать и через поля и через лес и подъехать к лугам. Сергей Левин, очень чуткой к красотам природы, любовался все время. Константин Левин, оглядывавший поля, пары, кучи навоза и луга, задавал себе вопрос: косить или подождать?

Во время сенной уборки Левин, как и все почти хозяева, несмотря на то что уборка сена есть одна из неважных статей хозяйства, Левин приходил всегда в особенно сильное волнение. Косить, не косить ли? Трясти, не трясти? Будет ли погода? Сгребут ли в валы, в копны, смечут ли в стога до дождя? Готово ли сено, что барометр, что у других, убрано ли? Есть что то забирающее за живо в уборке сена, и Левин, страстно любящий хозяйство, всегда испытывал этот азарт и волнение. Раз, проехавши на покос, он попробовал сам косить и почувствовал такое успокоение от волнения и работа ему эта так понравилась, что с тех пор он уж два года косил с мужиками, когда ему было время.972 Против этой фразы на полях написано: После покоса письмо. А. свихнулась, поезжай. Нынешний год он был в раздумье — косить или нет. Ему совестно было оставлять брата по целым дням и совестно было, что он посмеется, увидит в этом оригинальничание, но973 теперь, после взволновавшего разговора с Дарьей Александровной с воспоминаньем разговора с братом он чувствовал, что ему слишком неловко с братом и необходимо то сильное физическое движение, которое ему давал покос, и он решил, что будет косить. Но более всего убедил его в этом вид большего луга, когда он прямо въехал в него на кабриолете, подвозя брата к тому ракитовому кусту, у которого брались окуни, и когда он увидалъ, какъ сѣрый пухъ луга махался до колѣнъ лошади, моча ея ноги и копыты, и когда, оглянувшись на слѣды колесъ, по974 которым поднималась трава густому ковру подседа в четверть, «нет, поспели луга, — подумал он, — и заря красно догорает».

Брат сел под кустом, разобрал удочки, а Константин Левин отвел лошадь, привязал ее и пошел пройтись по самой середине луга. Трава была по пояс на заливном месте и шелковистая, мягкая сверху, густая внизу. На лугу никого не было. Как серое море, стояла трава, не шелохаясь от ветра. Перепела и коростели перекликались, и одна перепелка вылетела.

Работа так и кипела, подрезываемая с сочным звуком трава наклонялась и ложилась со всех сторон, кое где попадались грибы, которые срезали и за которые сердился старик и собирал. Старик в куртке полез на гору и поскользнулся потом в своих лаптях, трясясь всем телом и висевшим низко шагом клетчатых порток, которые тряслись на нем, но все таки лез, шутил и срезал траву. Левин чувствовал, что без косы даже он другой раз спотыкнулся бы, и не легко влез на эту гору. Теперь в артели шел в ряду, махая косой, чувствуя, что какая то внешняя сила двигала им. Лесная трава пахла пряно и сочно и придавала бодрость и веселье.