В чем ее суть и жизнь? Ехали с Левой. И этот сын не радует. Жена умирает в Швеции в нефрите; он делает планы, хочет поступать на медицинский факультет, жить в Москве; и какое-то в нем неспокойствие. Льву Николаевичу что-то нездоровится: стеснения в груди, неровный пульс. Изменилась погода, страшный ветер и 11 градусов тепла. Вечером Л. Н. с Машей, Колей, Сашей и Никитиным играли оживленно в винт.

Много сижу одна, в своей комнате. Буланже говорит, что моя комната похожа на комнату молодой девушки. Странно, что теперь, когда я живу одна и никогда мужской глаз или мужское прикосновение не касается больше меня, — у меня часто девичье чувство чистоты, способности долго, на коленях молиться перед большим образом спасителя или перед маленьким — божьей матери, благословенье тетеньки Татьяны Александровны Льву Николаевичу, когда он уезжал на войну. И мечты иногда не женские, а девичьи, чистые...

13 июля . Большая суета с самого утра. Приехали к Л. Н. два итальянца: один аббат, которого больше интересовала русская жизнь и наша, чем разговоры; другой — профессор теологии, человек мысли, энергичный, отстаивал перед Л. Н. свои убеждения, которые, главное, состояли в том, что надо проповедовать те истины, которые познал в религии и нравственности, не сразу разрушая существующие формы. Л. Н. говорил, что формы все не нужны, что «la religion, c’est la verité»* религия — это истина (франц.). , а что церковь и формы есть ложь, путающая людей и затемняющая христианские истины.

Очень интересно было слушать эти разговоры 11 Патер Семери и профессор теологии Моноччи по пути из Рима в Маньчжурию посетили Ясную Поляну. . Потом приехали сыновья Лева и Андрюша. Еще позднее Стахович с дочерью и сын Миша.

Разговоры, крики детей, суета еды и питья — ужасно утомительны. Приезжали отец старик и жена приговоренного за богохульство Афанасия, очень были жалки, но помочь им уж, кажется, нельзя. Л. Н. просил об этом Афанасии государя, которому писал письмо, переданное графом Александром Васильевичем Олсуфьевым 12 Крестьянин А. Н. Агеев в январе 1903 г. был приговорен к ссылке на поселение в Сибирь за богохульство. Желая помочь ему и его семье, Толстой принял деятельное участие в его деле. По его просьбе Н. В. Давыдов составил прошение о помиловании, и Толстой в письме от 7 апреля 1903 г. просил А. В. Олсуфьева передать это прошение царю ( ПСС, т. 74, с. 103—104). Прошение о помиловании было отклонено министром юстиции Н. В. Муравьевым, и 29 августа 1903 г. А. Н. Агеев был отправлен в Сибирь. .

Маша с Колей уехали, и как приезд их, так и отъезд остались незаметны у нас в доме.

10 августа . Обыкновенно говорят, что мужа с женой никто, кроме бога, рассудить не может. Так пусть же письмо, которое я перепишу здесь, не даст никогда повода к осуждению кого бы то ни было. Но оно во многом перевернуло мою жизнь и поколебало мое отношение, доверчивое и любовное, к моему мужу. Т. е. не письмо, а повод, по которому я его написала своему мужу.

Это было в год смерти моего любимого маленького сына Ванечки, умершего 23 февраля 1895 года. Ему было семь лет, и смерть его была самым большим горем в моей жизни. Всей душой я прильнула к Льву Николаевичу, в нем искала утешения, смысла жизни. Я служила, писала ему, и раз, когда он уехал в Тулу и я нашла его комнату плохо убранной, я стала наводить в ней чистоту и порядок.

Дальнейшее объяснит все...

Сколько слез я пролила, когда я писала это письмо.

Вот мое письмо; я нашла его сегодня, 10 августа, в моих бумагах. Это черновое.

«12 октября 1895 г.

Все эти дни ходила с камнем на сердце, но не решалась говорить с тобой, боясь и тебя расстроить, и себя довести до того состояния, в котором была в Москве до смерти Ванечки.

Но я не могу (в последний раз... постараюсь, чтоб это было в последний) не сказать тебе того, что так меня заставляет сильно страдать.