Я вчера говорила это Льву Николаевичу. Говорила, что всякое религиозное произведение должно быть поэтичнее, возвышеннее, а что его «О религии» очень логичное, но не увлекает и не возвышает душу. На это он мне

сказал, что то только и надо, чтобы было логично, всякая поэзия и возвышенная неясность только путает понимание.

Опять думаю о поездке в Москву и ловлю себя на том, что мне этого хочется.

10 января . Как иногда бывает мрачно настроение. Сегодня после обеда сижу одна, шью в темной гостиной. Лев Николаевич рядом в своей комнате. Таня с другой стороны быстро чикает по клавишам ремингтона. Сережа в столовой читает молча газеты, и Ольга с Сонюшкой наверху. В доме мертвая тишина, и порою страшные порывы ветра рвут все, и ветер этот гудит и шумит громко, и ходит холодом по всему дому.

Жизни никакой нет; только одно несомненно нужно и хорошо — это уход за Львом Николаевичем. Он совсем ослаб, даже прикрыть его пледом или поправить одеяло — он и то зовет. Смотришь за тем, чтоб он не переел, чтобы не шумели, когда он спит, чтоб нигде не дуло. Клала ему на живот компресс, пьет он Эмс два раза в день.

11 января . Ездила с Таней в Ялту за делами и покупками, подарила Тане шляпу к именинам. Маша очень худа и жалка.

У бедной Ольги прекратилось движение ребенка, шестой месяц беременности. Очень ее жаль. Привезла домой Сашу. Она вчера ездила верхом в Гурзуф, а сегодня ходила на репетицию пьесы «Не все коту масленица», где она играет роль Фионы. Кончила переписывать «О религии». Под конец лучше мне понравилось. Хороша мысль о свободе души человека, просвещенного религиозным чувством, — но не нова. Вышел у Ясинского роман Левы; боюсь читать 3 Л. Л. Толстой. Поиски и примирение. — «Ежемесячные сочинения», 1902, №1—12 (журнал выходил под редакцией И. И. Ясинского). Прототипами некоторых отрицательных персонажей романа послужили последователи Толстого, и это, возможно, беспокоило С. А. Толстую. См. Дн. 10 февраля. .

12 января . Весь день проходит в суете и мелкой заботе о семье. То с внучкой поиграть, то плачущую о своем неудавшемся младенце Ольгу утешить; то Сереже шапку мыла и подшивала; то с Сашей о ее театральном костюме совет держала; то доктор приезжал к Ольге; то вечером клистир готовила Льву Николаевичу; потом бинтовала живот и компресс положила, принесла ему вина,

пил он кофе, которое ему варили. Он очень стал всего пугаться. Опять вечером были перебои пульса. Он сам принял строфант, заробел, лег, напился кофе и стал мрачен. А лицо у него свежее, совсем не больное. Днем же он два часа гулял, а доктор сказал никогда более часа не ходить. Все нескладно! Таким неразумным и умрет в области гигиены и медицины.

Именины Тани. Она приехала из Ялты и грустна. Андрюша тоже тих и грустен; все не ладится в его супружеской жизни, и его жаль. Сережа уехал в Ялту с мыслью праздновать день открытия Московского университета. Он все эти дни во флигеле молча один занимался музыкой. А у меня и это отнято! Из дому уйти нельзя, не на кого оставить и Льва Николаевича и Ольгу. Тоскливо сложилась и старческая жизнь. А какая-то буря желаний, стремление куда-то выше, духовнее, содержательнее жить еще все не угасла в душе. Когда? Видно, на том свете.

14 января . Время так и летит... Зимы нет, и нет никакой определенности во времени. И все не радостно в жизни. Здоровье Льва Николаевича не поправляется. Надо бы совершенно переменить пищу, но упорный, независимый и, не в обиду будь сказано, страшно упрямый характер великого человека не склонится ни за что на питание рыбой и курицей, как ему советуют, а будет есть морковь в цветную капусту, как сегодня, и страдать от этого.

Вчера просидела возле его комнаты до трех с половиной часов ночи, ждала уехавших играть в карты сыновей: Сережу и Андрюшу. Спал Лев Николаевич хорошо. Сижу и переписываю письмо Л. Н. к государю. Боюсь, что рассердится царь за жестокую правду, ничем не смягченную.

15 января . У Льва Николаевича жар, 37 и 7. Был Альтшуллер. Доктора ничего не понимают, а дело плохо. Я очень встревожена.