Нищета нескольких крестьян есть зло необходимое, или такое зло, которому можно помочь, не забывая всех своих обязанностей к государству, к своим родным и к самому себе. С твоим умом, твоим сердцем и любовью к добродетели нет карьеры, в которой бы ты не имел успеха, но выбирай по крайней мере такую, которая бы тебя стоила и сделала бы тебе честь. —

Я верю в твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя нет честолюбия; но ты сам обманываешь себя. Честолюбие добродетель в твои лета и с твоими средствами, но она делается недостатком и пошлостью, когда человек уже не в состоянии удовлетворить ему. И ты испытаешь это, ежели не изменишь своему намерению. Прощай, милый Митя, мне кажется, что я тебя люблю еще больше за твой несообразный, но благородный и великодушный план. Делай как знаешь, но признаюсь, не могу согласиться с тобой».

Митя вышел из Университета и остался в деревне.

Помолившись над прахом отца и матери, вместе похороненных в часовне, Митя вышел из неё и задумчиво направился к дому; но, не пройдя еще кладбища, он столкнулся с семейством Телятинского помещика.

— А мы вот отдавали визит дорогим могилкам, с приветливой улыбкой сказал ему Александр Сергеичь. Вы верно тоже были у своих, Князь?

Но на Князя, находившагося еще под влиянием искреннего чувства, испытанного в часовне, повидимому неприятно подействовала шуточка соседа; он, не отвечая, сухо взглянул на него.

— Признаюсь вам, Князь, — продолжал Александр Сергеичь, приятным, вкрадчивым голосом, — в наш век так редко видишь в молодых людях это похвальное религиозное чувство, что особенно бывает приятно встречать...

— Извините, Князь, что я вас задерживаю, — прибавил он, заметив, что Митя хотел раскланяться с ним, — у меня до вас есть нижайшая просьба... Изволите видеть, когда я еще весной утруждал вас своим посещением, я имел в виду переговорить с вами об этом обстоятельстве; но ваша любезность заставила меня тогда совершенно забыть о деле, да притом, сознаюсь вам, Князь, я надеялся, что вы не пренебрежете мной и что удостоите посетить и мой скромный домик, — сказал, необыкновенно тонко складывая свои крошечные губы.

— Я очень виноват перед вами, — сказал Митя краснея, — но поверьте, что это произошло нисколько не от пренебрежения, я, напротив, очень благодарен за честь, которую вы мне сделали; но откровенно скажу вам, что, живя в деревне и занимаясь хозяйством, я взял себе за правило избегать всех, даже приятных знакомств.

— Помилуйте, князь, я и не смею претендовать, очень хорошо понимая, как много много трудов у вас должно быть теперь по хозяйству. Именье ваше, Князь, действительно золотое дно, но между нами, во время опеки оно сильно поразстроилось. Я, как ближайший сосед, могу судить об этом. Не знаю, как теперь, но прежде не только запасов, но поверите ли, Князь, — с сладкой улыбочкой сказал Александр Сергеичь, — у меня мелкопоместного сколько раз брали на обсеменение и теперь еще есть за вашей экономией. — Ведь не акты же совершать — взаимные одолжения!

— Сделайте одолжение, я вовсе не к тому говорю, — продолжал он, перебивая Князя, хотевшего сказать что-то, — вы извольте спросить своего прикащика; но главное, усердные трудолюбцы наши — мужички, откровенно скажу, раззорены были у вас, Князь; а это главное, главное...

— Итак, — продолжал Александр Сергеичь, придавая своему лицу вдруг деловое выражение, — нижайшая просьба, с которой я обращаюсь к вам, относится к церковному делу. Изволите видеть, Князь, ежели вы потрудитесь бросить на него внимательный взгляд, общий наш деревенский храм год от году приходит в большую ветхость и упадок, так что не только чувству больно смотреть на это разрушение, но разрушение это представляет даже некоторую опасность для прихожан. Во избежание такого несчастия, я, как постояннейший посетитель здешней Церкви, позволил себе обратить внимание наших прихожан на это обстоятельство, и предложить им содействовать общими силами, не употребляя на это церковных сумм, которые у нас слишком незначительны, и все наши дворяне, приняв мое предложение и принеся посильные лепты на общее душеспасительное дело, удостоили меня быть сборщиком и возобновителем нашего храма. Поэтому надеюсь, что и вы, Князь, как главный наш. помещик, не откажете содействовать общему душеспасительному делу.

— Какже-с я очень рад, — сказал Митя. — И непременно подпишу то, что в состоянии...

— Истинная жалость, — продолжал Александр Сергеичь тем же певучим голосом, — допустить до разрушения этот скромный дом Божий, в котором силшком сто лет приносились теплые молитвы Всевышнему. Не так ли. Князь? Согласитесь, что единственная радость и утешение для всех этих трудолюбцов, — сказал он, указывая на крестьян выходивших из церкви, — составляет религия и Церковь, и поверьте, что ежели бы не это чувство руководило мной, я никогда не взял бы на себя такую хлопотливую обязанность.

<С праздником Христовым, батюшка Александр Сергеичь, — сказал в это время невысокий, плотный мужичок в синем армяке и поярковой шляпе, которую он ловко снял, проходя мимо разговаривающих.