Лицо капитана Брыкова с красными пятнами около носа, всегда и до требования полкового командира, выражавшее как будто постоянный страх в том, что наконец узнается что то такое дурное, что он сделал, теперь выразило беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный урок.
Ротный командир на бегу оглядывал свои тоненькие ножки и шпажку и ощупывал рукой, удостоверяясь, всё ли на месте.1526
знак шарф и кивер.
Солдат, к которому обратился командир и который был причиной гнева полкового командира, хотя войдя в свое место, стоял наравне с другими точно так же одетый и в том же положении Солдат, к которому обратился ротный командир, был не в шинели, а в тулупчике. Но, кроме тулупчика, обшитого белыми мерлушками, солдат этот отличался от своих товарищей не столько сытостью и белизною своего лица и шеи, тогда как у других щеки были большей частью втянуты до зуб и шеи цвета невыделанной кожи, новизною сапог, видимо собственных, тогда как у многих солдат обувь была стоптана и подвертки начернены для того, чтобы не заметны были дыры, и длиною, вьющихся у корня, белокурых волос, видневшихся на затылке из под кивера, и, главное, выражением лица, совершенно противоположным тому, которое было на всех лицах и означало сознание важности настоящей минуты. Солдат этот с красивым, изогнутым, тонким ртом посмеивался, глядя на
Полковник с ног до головы осматривал капитана в то время, как он, запыхавшись, подходил быстрым, плывущим шагом, цепляясь носками за1527 калмыжки и всё больше и больше хмурился. Капитан чувствовал, что всякая зацепка поставится ему в вину. — Где у вас люди бегают шляются. А? — начал он. — Из фронта людей посылаете угощаете. Из фронта выходят? А? — Он оглянулся на адъютанта. неровности поля и выставляя больше и больше несколько на сторону нижнюю губу.
Ротный командир, не спуская1531 испуганных, виноватых глаз с начальника,1532 все больше и больше подтягивал свой и так плоской, как доска, живот и больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижиманьи он видел теперь свое спасенье. Батальонные командиры и адъютант стояли несколько сзади и на своих лицах выражали с одной стороны, для начальника, сознание необходимости и законность гнева и его выражения, с другой стороны, для товарища подчиненного, заявление в том, что они не принимают на себя никакой ответственности в поступках начальника, и надежду, что их присутствие при этом1533 несчастном случае не испортит их товарищеских отношений с уважаемым капитаном.1534 Князь Андрей с Ахросимовым не оглянулись даже на крик полковника, так они были заняты разговором.
— Ну что ж вы молчите? — крикнул полковник1535 почему у вас люди выходят из фронта? Когда каждую минуту может приехать? А? Что у вас язык отнялся? Ротный командир и рад бы был улыбнуться на эту шутку начальника, но другое чувство так сильно овладело им, что он не мог этого сделать. . — Кто у вас там в венгерца наряжен?
— Полковник... — голос оборвался у капитана.
— Ну что полковник? Полковник, полковник, а что полковник, никому не известно.1536 зачем солдат из фронта выходил? Зачем в шубе
— Полковник, это разжалованный... — выговорил капитан с таким видом, как будто для разжалованного могло быть допущено исключение.
— Что он в фельдмаршалы разжалован что ли? Или в солдаты? А солдат, так должен быть одет как все, по форме.
— Полковник,1537
ведь на два шага только вышел. Я думал махальный... — начал говорить капитан, заметив понижение тона начальника и желая дать почувствовать, что солдаты, называемые махальными, расставленные по дороге приезда главнокомандующего которые должны дать знать о приближении
— Как1542 стоишь? стоите? Где нога? Нога где? — закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек на пять не доходя до1543 Долохова солдата, одетого в1544 синем тулупчике с мерлушками синеватую шинель. Солдат этот, отличавшийся от других свежестью лица и шеи и длиною вьющихся белокурых волос, медленно выпрямил согнутую ногу и прямо светлым и наглым взглядом весело смотрел на лицо полковника. Отвесно прямая черта его верхней губы в середине клином опускалась на нижнюю, в углах губ оставались две улыбки.1545 — Из фронта выходить. Я тебя... Солдатскую серую. Зачем шуба?
— Зачем синяя шинель? Долой! Фелдвебель...
— Полковник разрешил.