Володя в эту зиму ездил раза 3 на балы больших и, кажется, с тех пор окончательно презирал меня и не сообщал мне своих чувств и мыслей. Несмотря на то, я знал, что он в середине зимы был влюблен в одну белокурую девицу, и что девица эта тоже была расположена к нему. Это я узнал по кошельку, который ему связала эта девица, который при мне он покрывал поцелуями и, по рассказам Дубкова, который имел страсть разбалтывать все, что другие желали держать втайне. Я помню, как меня поразило необыкновенно самостоятельное выражение лица, уверенность в движеньях и счастливые глаза Володи в тот день, как с ним случилось это. Помню, как меня удивила такая перемена, и как я сам желал, глядя на него, поскорее испытать такое же чувство. Мне был в то время 16-й год в исходе, я готовился к Университету, занимался неохотно, больше шлялся без всякой видимой цели по коридорам, упражнялся гимнастикой, мечтая сделаться первым силачем в мире, изредка сходил вниз, с отвращением слушал в тысячный раз ту же сонату или вальс, которые стучали на фортепьяно Любочка или Катенька, или ходил в комнату Володи, когда у него были гости, и смотрел на них. Нехлюдов, который готовился к экзамену, как он все делал, с страстью, теперь редко видался со мной, так что я жил без мысли, цели, желанья, наклонностей, только изредка занимаясь метафизическими размышлениями о назначении человека, будущей жизни и т. п., но воображаемые открытия, которые я де- лал в области мысли, уже мало занимали меня. Мне хотелось скорее жить и прикладывать к жизни свои открытия и быть свободну так, как Володя. Больше всего в том, что делал Володя, прельщали меня однако светския удовольствия. Мысли о том, чтобы танцовать на бале визави с адъютантом, пожать руку Генералу, поехать обедать к Князю, а вечером чай пить к Графине и вообще быть в высшем обществе и «un jeune homme très comme il faut» — эти мысли приводили меня в восторг. Это так меня занимало в то время, что все люди подразделялись у меня на два: comme il faut и не comme il faut, и в камлотовой шинели, как учителя мои и Грап с сыном, были для меня почти не люди, которых я презирал от души, не смотря на то, что мысли о нравственном достоинстве и равенстве давно приходили мне. Я даже мечтал, что, ежели мне вдруг наступит на ногу какой-нибудь manant138 *** нахал этакой, как я ему скажу, что, ежели бы он был мне равной, то я бы разделался с ним, но ему я могу отвечать только презрением. Образцом, разумеется, моих светских отношений был мой друг Дмитрий, который был аристократом с головы до пяток, был comme il faut без всякого труда, хотя любил выбирать друзей из людей не своего общества и был либерал по убеждениям, но у него был тот истинно аристократической взгляд на низшее сословие, который позволял ему не действовать в разлад с своими убеждениями. Все сословия, исключая общества, к которому он принадлежал, и избранных им друзей, не существовали для него. —

Одно меня смущало в будущих моих светских планах. Это была моя наружность, которая не только не была красива, но я не мог даже утешать себя обыкновенными в подобных случаях утешениями, что у меня или выразительная, или мужественная, или благородная наружность. Ничего этого я не мог сказать про себя, глядясь в зеркало, что я часто, делал, и всегда отходил с тяжелым чувством уныния и даже отвращения. — Выразительного ничего не было — самые обыкновенные, грубые, но очень дурные черты, даже глаза маленькие, круглые серые, скорее глупые, чем умные. — Мужественного было еще меньше — несмотря на то, что я был не мал ростом и очень силен по летам, все черты лица были мягкия, вялые, неопределенные. — Даже и благородного не было — напротив, лицо было, как у простого, да еще очень некрасивого мужика, даже таких уродливых мужиков я и не видал никогда. —

— «Знаешь, Николинька, что она написала?» сказала разобиженная Катенька. «Она написала грех, что влюблена в твоего друга», проговорила она так скоро, что Любочка не успела зажать ей рот, что она намеревалась сделать. —

— «Не ожидала я, чтоб ты была такая злая, сказала Любочка, совершенно разнюнившись, уходя от нас; в такую минуту и нарочно все вводить в грех. Я к тебе не пристаю с твоими чувствами и страданиями, и сиди с своим Дубковым и делай ему глазки, сколько хочешь».

«Э-ге! подумал я, да девочки-то вот какие, обе влюблены в наших приятелей. — Какже это они влюблены? A ведь они еще слишком молоды», спрашивал я сам у себя. Особенно странно и смело казалось мне со стороны Любочки влюбиться в Дмитрия. «Куда ей, глупенькой девочке, любить его? думал я — она его ногтя не стоит».

*** Глава 26. Настоящия отношения.

Когда я вернулся на галерею, Варинька не читала, а спорила с Дмитрием, который, стоя перед ней, размахивал руками и горячо, с своим неприятным, вспыльчиво злобным *** видом доказывал что-то. Я сначала думал, по одушевлению её и его лица, что спор шел об очень важном деле, но услыхаль, что дело шло об комнате, которую,139 В подлиннике: который. переехав на дачу, должен был занять Дмитрий на все лето. Он говорил, что ему было все равно, одно только он желал, чтоб можно было рано выходить, никому не мешая, поэтому он хотел ту комнату, где стоял рояль, а Варинька говорила, что, ежели он будет в этой комнате, то ей негде будет играть, потому что Любовь Сергевна (её не было в комнате) будет мешать ей.

— «Изволь, я перенесу рояль, сказала она покраснев, увидав меня, но нисколько не переменяя тона: только уж я не буду играть совсем».

— «Отчего же?» начал было Дмитрий. —

— «Вот видишь, mon enfant,140 *** дитя мое, — прервала его Княгиня М Марья И Ивановна : она всегда тебе уступит, потому что я в ваши дела не хочу вмешиваться, а она права». —

— «Она всегда у вас права», сказал Дмитрий.

Княгиня М Марья И Ивановна что-то ответила и покраснела, но в это время вошла Софья Ивановна и решила, что она перейдет, и хотела уж перейти в маленькую комнату: так вот и все спокойны!

Мне несколько совестно было быть свидетелем маленького семейного раздора, но потом я нашел, что это было особенно счастливо: я сразу понял все отношения этого кружка. —

Притом весь род человеческий разделялся для меня на людей comme il faut и не comme il faut, или comme il ne faut pas,141 *** как не надо, по игривому выражению Дубкова. — Последние не существовали для меня совершенно. Я уже не говорю о простом народе. Простой народ очень добрый, нас любят очень, и весьма красиво сенокос и жатва, и папа очень любит. Мне и в голову не приходило, что, ежели даже эти три качества: быть страстным, noble142 *** благородным. и comme il faut, действительно прекрасные качества, надо чем-нибудь еще быть, кроме этого, на свете. — Мне казалось — comme il faut и кончено, я счастлив, и все должны быть очень довольны. Те же мысли, которые пришли мне весной о разных каких-то совершенствах моральных и еще о чем-то, ко мне не возвращались во все лето. Я жил, не сводя счеты, до тех пор, пока жизнь не показалась слишком тяжелою и не обманула меня и не возбудила к добру потерями и страданьями. —

<Отцу было 48 лет, когда он женился в другой раз на Авдотье Владимировне Макариной, той самой девушке, про которую в письме писала ему maman, и которую он называл прекрасной Фламандкой. — Это случилось в то самое лето моих первых вакаций, которое я описываю, и я имел случай следить за ходом этого дела, потому что папа, действительно, возил нас несколько раз к Макариным, и они приеэжали к нам. Но я постараюсь рассказать про это обстоятельство не по одним моим тогдашним наблюдениям, но так, как, узнав и обсудив многое, мне после представлялось это дело. Макарины были небогатые люди и всегда жили в деревне в трех верстах от Петровского. Встарину еще при матушке, я думал, что там жил какой-то страшный злодей и враг всего нашего семейства, потому что так не раз описывал его Яков. Этот старик был отец моей будущей мачихи, очень добрый и глупый помещик, придерживавшийся сильно рюмочки и имевший с нами тяжбу за какие-то 13 десятин луга, которая очень сердила папа. —