** VIII.
КАК УМИРАЮТ РУССКИЕ СОЛДАТЫ.
(ТРЕВОГА.)

В 1853 году я несколько дней провел в крепости Чахгири, одном из самых живописных и беспокойных мест Кавказа. На другой день моего приезда, перед вечером, мы сидели с знакомым, у которого я остановился, на завалинке перед его землянкой и ожидали чая. Капитан N, наш добрый знакомый, подошел к нам. —

Это было летом; жар свалил, белые летния тучи разбе гались по горизонту, горы виднелись яснее, и быстрые ласточки весело вились в воздухе. Два вишневые дерева и несколько однообразных подсолнечников недвижимо стояли перед нами и далеко по дороге кидали свои тени. В двух-аршинном садике было как-то тихо и уютно.189 Последнее слово подчеркнуто карандашем.

Вдруг в воздухе раздался дальний гул орудейного выстрела.190 Первоначально было: раздался дальний свист полета снаряда и вслед за ним орудейный выстрел.

— Что это? — спросил я.

— Не знаю. Кажется, с башни, — отвечал мой знакомый, — уж не тревога ли?

Какой-то казак проскакал по улице, солдат пробежал по дороге, топая большими сапогами, в соседнем доме послышался шум и говор. Мы подошли к забору.

— Что такое? — спросили мы у деньщика, который в полосатых штанах, поддерживаемых одной помачею, почесывая спину, бежал по улице.

— Тревога! — отвечал он, не останавливаясь, — барина ищу.

Капитан N схватил папаху и, застегиваясь, побежал домой. Его рота была дежурная. Раздался 2-й и 3-й выстрел с башни.

— Пойдемте на кручь, посмотрим, верно, на водопое что-нибудь, — сказал мне мой знакомый. — Не туши самовар, — прибавил он деньщику: — сейчас придем.

По улицам бежал народ: где казак, где офицер верхом, где солдат с ружьем в одной и мундиром в другой руке. Испуганные рожи жидов и баб показывались у ворот, в отворенных дверях и окнах. Все было в движеньи.

— Где, братцы мои, тревога? где? — спрашивал запыхавшийся голос.

— За мостом антирелийских лошадей забирают, — отвечал другой: — такая большенная партия, братцы мои, что беда.