Урядник засмеялся и отошел к другим девкамь.

Было уже совсем темно; на небе зажглись частые звезды; в дворах курились кизяки, разложенные для скотины; а на углу все еще слышались песни и изредка звонкие голоса и смех собравшихся казачек.

Вечер был так тих и ясен, что офицер вышел на крылечко и туда велел принести стол, на котором поставили вино и самовар. Петров вынес и свечку, обвязав ее почтовой бумагой от ветра; комары и ночные бабочки вились и бились около огня, самовар посвистывал, дым от трубки вился над огнем и исчезал на верху в казавшемся около свечи черном воздухе. Офицер разливал чай, Ерошка, выпив одну бутылку чихиря, сидел у его ног на приступочке и рассказывал. —

— Ты дай срок, добрый человек, говорил старик; я тебе всю правду расскажу. Ты думаешь, мы кто? мы тоже азиаты. Отчего мы гребенскими казаками зовемся? ты не знаешь, а я тебе скажу. Жили мы в старину за рекой. Значить, не мы жили, а, может, не отцы, а деды, прадеды наши там жили. Днем видать, сказал старик, указывая рукой по направлению гор; там гребень есть; на нем то и жили. Это давно тому времени было; еще при царе при вашем, при Грозном. Ты небось по книжкам знаешь, когда это дело было. Вот так мне батюшка мой сказывал: пришел этот ваш царь Иван на Терек с войском. Татар всех замордовал и по самое море землю забрал и столбы поставил. Кто, говорит, хочет под моей рукой жить, живи, только смирно, честно, я никому худа не сделаю, кто не хочет, — за Терек иди. А я, говорить, здесь казаков поселю. Наши старики к нему и выехали. «Что вы, говорит, старички, как там на Гребне живете? Крещеной вы, говорит, веры, а под Татарским князем живете. Идите, говорит, лучше ко мне жить. Я вот зашел далеко, землю завоевал большую, а жить на ней некому, потому татар я всех перебью».

Наши старички поклонились да и говорят:

«Мы, говорят, Грозный царь, на Гребне живем хорошо. Татары нам не мешают, и князя ихнего над собой не знаем. Мы вольные казаки, отцы наши вольные были и мы никакому царю не служим да и детям нашим закажем. А коли ты мол нам земли отдать хочешь, мы перейдем, только ты нашу казацкую волю не тронь. А мы из-за Терека татар не пустим».

Так и решили. Казаки наши земли взяли, от самого моря и до Николаевской почти, да вот тут по Тереку станицы и построили. А царь в свою Сибирь назад ушел. Это давно тому дело было. От того то мы и Гребенские зовемся. От них то наш род и ведется. Теперь наш народ вырождаться стал; а то мы, отец мой, чистые Азиаты были. Вся наша родня Чеченская, — у кого бабка, у кого тетка чеченка была. Да и то сказать, живем мы в стороне Азиатской, по леву сторону степи, Ногайцы, по праву Чечня, так мы как на острову живем, Ивана царя землю караулим. —

— «Да ты что сам то пьешь, а мне не подносишь», обратился вдруг старик к офицеру. «Пунч пьешь? А?»

— «Нет, чай пью; ты разве хочешь?

— «А арапу нет у тебя влить в чай то?»

— «Какой арап?

— «Эх! Эх! Эх! арапа не знает! Это такой ром, пунч делать. Хоть водки влей».

Офицер велел подать водки и налил старику полстакана с чаем.

— «Теперь карга», сказал Ерошка, похлебывая и помешивая ложечкой.

В это время ротный фельдвебель с артельщиком пришли к приказанью. — Ерошка посторонился и удивленно посмотрел на солдат.