Результат 2 из 4:
1862 - 1863 г. том 6

Как всегда бывает в дальней дороге, первые 2, 3 станции воображение остается в том месте, откуда едет, и прощается с воспоминаниями; на третьей, четвертой станции, с первым утром, встреченным дорогой, он вдруг перелетает на другой конец дороги, к цели путешествия, и там строить замки будущего.

Так и случилось с Олениным. Выехав за Москву, он оглядел снежные поля, знакомые, тихия снежные поля, порадовался тому, что он один среди этих полей, увернулся в шубу, спустился и задремал. Сердце подсказывало воображению. Прощанье с приятелем и эта сдержанно, мужественно выраженная любовь тронули его. — «Люблю......... очень люблю»...... твердил он сам себе и ему вспоминалось все лето, проведенное с ним в Т. Он мал ростом, дурен, неловок; лежит в деревне у себя на диване, все читает что ни попало, или пойдет рыбу удить, или ходит и думает, что то все хорошее про себя думает и никому не говорит. Про себя он никогда не говорит, а сколько бы он мог сказать про себя хорошего. —

«Ты не знаешь про Никовыхъ Никоновых ?» раз вечером неожиданно говорит он.

— «Соседки?»

— «Да, поедем к ним». И в лице его что-то странное, как будто ему стыдно и чего то хочется. Это с ним редко бывает.

Закладывается дедушкина желтая кабралетка и мы едем через эту милую поляну, этот милый лес с караулкой, и он так неловко, но с хозяйским самодовольством править караковым лопоухим Дьячком, который добр, как и он сам, и через эту милую, милую аллею подъезжаем к барскому старому мрачному дому, в котором так свежо, молодо, мягко, любовно. Лакей Михайло, молодой курчавый лакей-девушник радехонек, что приехал Пенсков еще с. приятелем. Из окна мрачного дома глядит детская головка и старушечье лицо в платке с милой висящей кожей под подбородком, как у петуха. По песчаной дорожке из сада идут два белые светлые платья и яркие платочки. И солнце, и сад, и цветы, и платочки, и зонтик, и лица, и смех, и их говор женской девичей, — все так радушно, весело. И милый бедняк Пенсков, как просветлел и как замялся, представляя меня. Как я этого тогда не заметил!......

И опять я еду с ним в кабралетке и опять сад, цветы, и добрая, милая девушка, и опять мы едем вместе и уж он меньше говорит, больше ходит и думает, а у неё все счастливее и счастливее молодое милое лицо. Вот и ночь, кабралетка давно ждет под звездным небом у ворот и слышно, как Становой в темноте бьет с нетерпением ногами по лапуху и фыркает и катает колеса кабралетки, а мы сидим в гостиной; я у окна, он ходит в другой комнате, а она светла, счастлива, в белом платье сидит за старым роялем и в комнате льются звуки и плывут через окна, через отворенную дверь балкона в темный сад и там живут, и сливаются с звуками ночи, которые сюда просятся в гостиную.

«Нет, это не шутка», говорю я *** себе , глядя на её чистый лоб, на этот профиль, на пристально блестящие глаза и чуть сдвинувшиеся тонкия брови. «Мысль, и серьезная мысль, и чувство живет в этом милом прекрасном теле. Будет шутить с жизнью, будет резвиться. Я люблю вас!»

Нет, зачем говорить? она знает, она поймет!»

— «Прощайте, вам спать пора!» говорит Пенсков. И на крыльце в темноте она стоит и чуть белеется; но я вижу, я чую её улыбку, её блестящие глаза. «Приезжайте же завтра», говорит она. Она думает, что говорит: приезжайте завтра, а она говорит: «я люблю вас!» И в первый раз она говорит это.

А Становой махает своим глупым хвостом через возжу и везет куда то. Вези, Становой, — голубчик Становой, как я люблю тебя, как я люблю Пенского, как я люблю ночь с её звездами, как я люблю кабралетку, как я люблю Бога, как я себя люблю за то, что я такой прекрасный! А он, бедняжка, сидит и дудит свою папироску и промахивается концами возжей по убегающему крупу Станового. И опять едем через милую поляну, и на ней туман, и переезжаем через шоссе и тут выходит месяц, и шоссе делается белое, серебряное, и опять проезжаем милый лес с караулкой, a тени ложатся через пыльную дорогу и от караулки черная тень падает на росистую.

«Непременно же приезжайте завтра!» сказала ты, милая девушка. Приеду и никогда не уеду больше без тебя! И напрасно я уехал. Она любила меня. — А ты разве любил ее? говорит внутренний голос. Нет? так и не плачь. Разве мало счастья на свете? мало в тебе силы любить?....

Утро застало Оленина на 3-й станции. Он напился чаю и благоразумно прямо уселся в санях, уложив акуратно все чемоданы и узлы, зная, где все находится и зная, где у него деньги и сколько, и где вид, и где подорожная и шоссейная росписка, и сумка, и чемодан и погребец, и одеяло. И все *** так акуратно и практично, что ему весело стало. Днем он считал проеханные версты и число их до города и где обедать, и где чай пить, и когда приедет. Расчитывал тоже деньги, и число, и сроки долгов. К вечеру по его вычислению до Ставрополя оставалось 7/11 с половиной всей дороги. Опять он хотел задремать. — Воображение его теперь уже было на Кавказе.67 Трудно допустить, чтобы Толстой мог тут думать о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой (1792—1880) — жене наместника, уже по ее возрасту; вероятно перед ним вставал образ жены сына наместника, той самой Марьи Васильевны, которую он позднее показал нам в «Хаджи-Мурате».

Я приезжаю в полк, он идет вечером в экспедицию. Полковой командир советует мне остаться, к удивлению его я не соглашаюсь, лошадь готова, оружие куплено, мы идем и прямо попадаем на засаду. «Не бойтесь, друзья, вперед, ребята!» — «Вот тебя то мне и нужно!» и я бросаюсь на одного из Наибов, который весь в белом. Он не может выдержать моего натиска. Они бегут, солдаты окружают меня и мы проникаем в горы. Я заслужил уваженье. Меня спрашивают, что делать дальше. Я хожу один по горам, узнаю народ и места и возвращаюсь. Я ничего не отвечаю на вопросы. Я составляю план мирного покорения Кавказа. Я доказал уже, что я такое в сраженьи, и теперь смело могу отказаться. Не нужно войны. Мы идем спокойно вперед, народы высылают нам заложников. — Я избираю главную квартиру в одном из аулов и благословляем всеми.

Один черкес привозить мне в подарок свою дочь. Боже мой! какая красавица эта женщина. Она дика, но чиста и прекрасна, как голубь. Я беру ее, чтобы спасти от плена и разврата, я понемногу открываю ей новый мир, она любит меня, как любят восточные женщины. Но у ней есть жених, который хочет убить меня. Он ужасен, силен, храбр и жесток, но я еще сильнее и храбрее его. Ему не удается. А пускай они говорят, что хотят, вот она, настоящая жизнь, я работаю, тружусь, подвергаюсь опасностям, тысячи людей благословляют мое имя, и есть женщина, которая одна составляет все мое счастье. Любовь, простая, сильная любовь, как награда после труда, — вот что мне нужно. Да, и поймет наконец и дядя и Пенсков, зачем я бросил все и поехал на Кавказ.

1 ... 44 45 46

Мы собираем cookies для улучшения работы сайта.