— Мирнòй, — послышался голос в темноте. — Стреляй не надо, своя.

И показалась темная фигура, одна и другая.

— Стой, не стреляй. Это лазутчики, — сказал Панов.

— А ты верь ему больше.

— Говорю не стреляй.

Панов встал и, неся ружье на перевес, двинулся к показавшимся фигурам.

— Кто идет?

— Своя, своя, мирнòй, — и чеченец рысью подбежал прямо к Панову. — Ружье нет, пистолет нет, шашка нет. Генерал айда, генерал.

— Вишь дрожит весь, сердешный, долго ли убить.358 На, веди к дежурному, — обратился Панов.

— Вот погоди смена придет, тогда сведу к дежурному, айда, сведу.

359 2. Ночь была тихая с маленьким морозцом, чуть стрельчато подернувшим лужи, и темная, звездная. В эту самую ночь, когда солдат Панов принял лазутчика и свел его к Воронцову, и Воронцов на радости пил шампанское, тот, кто был виновником всего этого, Хаджи-Мурат, сидел в сакле у кунака в чеченском ауле,360 недалеко от Ар Аргунского ущ ущелья самом близком к русской крепости.

361 Было уже поз поздно Хаджи-Мурат362 только что окончил сидел на подушках в середине сакли и слушал доклад присевшего на корточки Гази Нура, горбоносого рыжего сухого чеченца, который, держась обеими руками за огромный кинжал, торчавший боком впереди живота, давал ему отчет о своем посещении семьи Хаджи-Мурата, оставшей оставшейся в ауле Бетлагаче. Все они: его две жены, трое малых детей и старший сын Сулейман363 были здоровы должны были в ночь выехать в Чечню и прибыть в Шали через два дня. В горах он встретил конных, посланных Шамилем для того, чтобы задержать Хаджи-Мурата и доставить его живого или мертвого имаму.

В эту самую ночь, когда солдат Панов принял лазутчика и свел его к Воронцову, и Воронцов на радости пил шампанское, Хаджи-Мурат364 ночью подъезжал верхом к Хад. сидел в сакле у кунака в чеченском ауле,365 недалеко от Ар Аргунского ущ ущелья самом близком к русской крепости.

366 Было уже поз поздно Хаджи-Мурат367 только что окончил сидел на подушках в середине сакли и368 рядом с ним сидел жадно ел.