— Больше тут мне делать нечего, — говорит врач, и мы выходим.
Потом я узнал, что баба нашла, кого послать за попом, и поп только успел причастить умирающего.
— Что у него было? — спрашиваю я.
— Воспаление легких. Я не ждал такого скорого конца, организм могучий, но зато и условия губительны. 40 градусов температура, а на дворе 5 градусов мороза, идет и сидит.
И опять замолкаем и едем молча довольно долго.
— Я не заметил на печи ни постели, ни подушки, — говорю я.
— Ничего, — говорит врач.
И, очевидно, понимая, о чем я думаю, говорит:
— Да, вчера я был в Крутом у родильницы. Надо было для исследования положить женщину так, чтобы она лежала вытянувшись. В избе не было такого места.
И опять мы молчим и опять, вероятно, думаем об одном и том же. Молча доезжаем до дома. У крыльца стоит великолепная пара коней цугом в ковровых санях. Кучер красавец в тулупе и мохнатой шапке. Это сын приехал из своего имения.
Вот мы сидим за обеденным столом, накрытым на 10 приборов. Один прибор пустой. Это место внучки. Она нынче не совсем здорова и обедает у себя с няней. Для нее приготовлен особенно гигиенический обед: бульон и саго.
За большим обедом из 4-х блюд с двумя сортами вин и двумя служащими лакеями и стоящими на столе цветами идут разговоры.
— Откуда эти чудесные розаны? — спрашивает сын.
Жена рассказывает, что цветы эти присланы из Петербурга какой-то дамой, не открывающей своего имени.
