Вот что он написал:
«Все жил в Шамардине (ошибочно написано «Шарапове») Саша и… показалось, что нас догонят, и мы поехали. В Козельске Саша догнала. Сели, поехали. Ехали хорошо, но в 5–м часу стало знобить, померили — 40 градусов температуры, остановились в Астапове. Любезный нач[альник] станции дал прекрасные две [комнаты]. Ночь была тяжелая. Лежал в жару два дня. 2–го приехал Ч. Говорят, что С. А… В ночь приехал Сережа. Оч[ень] тронул меня. Нынче 3–го Никитин, Таня, потом Гольденв. и Ив. Ив. Вот и план мой. Fais се que dois, adv… И все на благо и другим, а главное мне». (Цитирую по копии Александры Львовны. Французская фраза
— делай, что должно, и пусть будет, что будет — не дописана в подлиннике.)
Часов в пять Л. Н. сказал Владимиру Григорьевичу, что его беспокоит, как бы Софья Андреевна, узнав о его болезни, не приехала в Астапово. Он просил послать телеграмму в Ясную детям и даже диктовал текст ее:
«Состояние лучше, но чрезвычайная слабость. Свидание с мама было бы губительно».
_
Л. Н. выражал Варваре Михайловне беспокойство, что Владимир Григорьевич тратит свои деньги на телеграммы, сказал, что у него есть несколько рублей в кошельке и 50 рублей в записной книжке и просил делать расходы из этих денег. (Денег этих, разумеется, не трогали, и они так и остались в его записной книжке.)
В Астапово оказался очень хороший старик — буфетчик, седой, крепкий — лет под шестьдесят. Он отлично кормит всех и готовит вегетарианские блюда для многочисленных съехавшихся вегетарианцев.
На станции и в буфете приходится встречаться с членами семьи Толстых…. Софьи Андреевны я пока не видал.
Я опасался, что приезд наш с Горбуновым удивит или стеснит бывших при Л. Н. Но нам были рады и нашли наше появление совершенно естественным. На душе тяжело, но я рад, что приехал и нахожусь вблизи Л. Н.
Л. Н. проявлял еще сегодня интерес к внешней жизни: он просил, чтобы ему почитали вслух газеты, но не захотел слушать сообщений о себе, а попросил прочесть политические новости и события. Между прочим, заинтересовался сообщением о самоубийстве Тарасова, Грибовой и пр. Читали ему также полученные без него и привезенные в Астапово письма.
Перед вечером мы с Иваном Ивановичем написали домой
В домике из сеней направо вход в кухню, прямо — заглушенная стеклянная дверь в комнату, где лежит Л. Н.; из кухни дверь в комнату, обращенную в столовую и вообще общую, где сходятся ухаживающие за Л. Н. родные и близкие. Из этой комнаты прямо вход в одну из двух комнат Л. Н. В первую его переводят иногда, когда ту нужно прибрать. Большей частью он во второй, налево от этой.
Придя в дом, мы сняли верхнее платье, обогрелись. Домик тесный, довольно грязный, насекомые… Впрочем, комната, где лежит Л. H., чище и довольно просторная.
Меня позвали первым. Полутемно… Лицо Л. Н. я сначала с трудом разглядел. Я подошел, нагнулся и поцеловал его большую, еще сильную, такую мне знакомую руку…
