Л. Н. рассказывал, что Тургенев, восхищаясь описанием смерти Ленского в «Онегине», говорил, что удивительная рифма — ранен, странен — как бы предопределена.

Потом Л. Н. припомнил некоторые стихотворения Тютчева, которого он чрезвычайно высоко ценит.

Я спросил его, знал ли он Тютчева. Л. Н. сказал:

— Когда я жил в Петербурге после Севастополя, Тютчев, тогда знаменитый, сделал мне, молодому писателю, честь и пришел ко мне. И тогда, я помню, меня поразило, как он, всю жизнь вращавшийся в придворных сферах — он был другом императрицы Марии Александровны в самом чистом смысле, — говоривший и писавший по — французски свободнее, чем по — русски, выражая мне свое одобрение по поводу моих севастопольских рассказов, особенно оценил какое‑то выражение солдат; и эта чуткость к русскому языку меня в нем удивила чрезвычайно.

По поводу непротивления злу насилием Л. Н. сказал:

— Мне всегда делают это возражение — что если бы ребенок хотел прыгнуть из окна или сумасшедший кого‑нибудь зарезать, как тут обойтись без насилия? Я помню, когда у меня был Брайан (известный американский политический деятель) — мне почему‑то кажется, что он будет президентом в Соединенных Штатах, — мы ехали верхом; он мне тоже привел это возражение, а я ему сказал: мне все приводят один пример, что если бы кто‑нибудь на моих глазах хотел изнасиловать девочку, а у меня был бы револьвер, — было бы злом выстрелить, чтобы спасти ее? Я могу только сказать, что живу уж скоро восемьдесят лет и ни разу такого случая с девочкой, который бы оправдывал насилие, не встречал, а между тем на каждом шагу ежедневно наблюдаю зло, производимое насилием. Этот пример в лучшем случае только доказывает, что на всякое положение можно подыскать возражение, или — что всякое правило имеет исключение. Для меня нисколько не умаляет значения заповеди о непротивлении злу насилием то, что можно подыскать один из миллионов случаев, когда со злом иначе как насилием бороться нельзя.

Софья Андреевна сказала, что про Герценштейна дурно рассказывают, будто он брал взятки.

Бирюков сказал на это:

— De mortuis aut bene aut nihil. (О мертвых — или хорошее, или ничего.)

А Л. Н. сказал в то же самое время:

— Ну Бог с ним — чужой грех прикроешь, Бог два простит.

А Бирюкову возразил:

— Это нехорошее правило, какая‑то обычная неправда — восхвалять мертвых и судить живых. Я всегда предпочитаю пословицу: чужой грех прикроешь, Бог два простит.

Михаил Сергеевич (Сухотин) говорил по поводу политических убийств о той опасности, с которой они сопряжены, и о том нервном напряжении, которое должны переживать их исполнители, скрываясь на лихачах и т. п.

Л. Н. сказал: