Известно, год-другой погулять бабе не порок, ну, а как баба то ражая, в самой поре, a детей не рожает, и народ смеяться станет.
От этого Маланье на третий год пуще тошно стало, как
И песня поется: «Без тебя, мой друг, постеля холодна».
Дело молодое, жаркое, в самом соку баба, всегда с народом, с молодыми ребятами на работе с утра до поздней ночи. Тоже и мясо ела. Тот пристает, другой пристает, а мужа через три месяца жди. Днем смеется, смеется с народом, a после ужина схватит, сердешная, постель да к солдатке в чулан. Страшно, — говорит, — Настасьюшка, одной. Да еще все просится к стенке. Все, говорит, — чудится, что вот вот схватит кто меня за мои ноженки, потащит меня — боюсь страх. — A сама не знает, чего боится. И баба кажись не таковская, чтобы побояться чего нибудь.
И прежде приставали к бабе, а как муж уехал, так вовсе покою с утра до вечера давать не стали. Она и сама говорила, что такого веселья, как в это лето, никогда ей не было. И случаев много ей было, коли бы захотела пустяками заниматься. — Придет, бывало, с утра староста повещать, еще зорька занимается; к другим десятского пошлет, а уж к Дутловым сам зайдет, час целой сидит, с бабами шутит. Старостой Михей ходил, малый молодой, немученый и до баб иорник беда был. Как только одну захватит, и начнет:
— Только прикажи, что хочешь сделаю, никуда посылать не стану, мужа на оброк выхлопочу, платок куплю, что велишь, все сделаю, все могу, только не мучь ты меня.
Так ни да, ни нет не скажет.
— На барщину, — говорит, — посылай, мне веселей на миру работать, дома таже работа; платка твоего мне не нужно, мне муж привезет; на оброк мы и так не хотим, a сделать ты мне ничего не можешь. Не боюсь тебя, да и все.
Честью просить станет:
— Маланьюшка, матушка, ведь много других баб, а ни одна не мила.
Обнимет ее, так смеется:
— Ладно, ладно, — говорит. — Разве можно теперь, хозяин придет, разве хорошо?
— Так когда ж? с работы?
— Известно, с работы, какь пойдет народ, а мы с тобой в кусты схорОНИМСЯ, чтоб твоя хозяйка не видала. — А сама на всю избу заливается, хохочет.
— А то, моль, рассерчает дюже твоя Марфа то старостиха.
