Если я не приеду в воскресенье, значит что-нибудь случилось, или я просто от своей нервности не решилась пускаться опять в такой дальний и утомительный путь. Да и работы очень много дома, по изданию; нельзя никак на долго уезжать, или надо всё бросить.

В Москву я не поехала, потому что ничего не успела приготовить, для чего ехала; эти дни чувствовала себя очень дурно во всех отношениях и работать не могла. Только сегодня немного занялась и чувствую себя лучше.

Целую тебя, милый друг мой, надеюсь, что ты здоров и по-прежнему весел в Кочетах, каким был всё время там. Может быть до свиданья, или как бог даст!

Твоя старая Соня Толстая.

№ 437

11 сентября 1910 г.

Кочеты.

Мне хотелось, милый Лёвочка, перед прощанием нашим сказать тебе несколько слов Мне хотелось [...] перед прощанием нашим сказать тебе несколько слов. В дневнике Толстого под 12 сентября значится: «Софья Андреевна уехала со слезами. Вызывала на разговоры, я уклонился». А. Л. Толстая в письме В. Булгакову от 17 сентября описала так: «Перед отъездом матери Л. Н. сказал Софье Андреевне: когда ты хочешь, чтобы я приехал? Она сказала: завтра. — Нет, это невозможно. — Ну, к 17-му [день именин Толстой]. — И это рано. — Ну, так, как хочешь. И отец сказал: я приеду к 23-му» (Булгаков, «Трагедия Льва Толстого», стр.81). Сама Толстая записала в своем дневнике под 12 сентября: «Я избегала в этот день встречи с Львом Николаевичем. Его не доброе упорство сказать хоть приблизительно что-нибудь о своем приезде — измучило меня» (не напечатано). . Но ты при разговорах со мной так раздражаешься, что мне грустно бы было расстроить тебя.

Я тебя прошу понять, что все мои не требованья, как ты говоришь, а желанья имели один источник: мою любовь к тебе, мое желанье как можно меньше расставаться с тобой, и мое огорчение от вторжения постороннего, не доброго по отношению ко мне влияния на нашу долгую, несомненно любовную, интимную супружескую жизнь.

Раз это устранено, хотя ты, к сожаленью, и раскаиваешься в этом, а я бесконечно благодарна за тубольшую жертву большую жертву. Толстая пометила: «Черткову был воспрещен приезд в наш дом, вследствие его крайне грубых выражений по отношению ко мне».
Толстой писал в ответ на это письмо 14 сентября: «Прочел твое письмо, оставленное Михаилу Сергеевичу, и очень благодарен за него. Как я сказал: не хочу говорить о наших отношениях, буду только стараться о том, чтобы улучшить их, и вполне уверен, что достигну этого, если ты будешь помогать мне» (ПЖ, стр.590). , которая вернет мне счастье и жизнь, то я тебе клянусь, что сделаю всё от меня зависящее, чтоб мирно, заботливо и радостно окружить твою духовную и всякую жизнь.

Ведь есть сотни жен, которые требуют от мужей действительно многое: «поедем в Париж за нарядами, или на рулетку, принимай моих любовников, не смей ездить в клуб, купи мне бриллианты, узаконь прижитого бог знает от кого ребенка», и проч. и проч.

Господь спас меня от всяких соблазнов и требований. Я была так счастлива, что ничего мне и не нужно было, и я благодарила только бога.

Я в первый раз в жизни — не требовала, а страдала ужасно от твоего охлаждения и от вмешательства Черткова в нашу жизнь, и в первый раз пожелала всей своей страдающей душой, может быть уж невозможного, — возврата прежнего.

Средства достижения этого, конечно, были самые дурные, неловкие, не добрые, мучительные для тебя, тем более для меня, и я очень скорблю об этом. Не знаю, была ли я вольна над собою; думаю, что нет; всё у меня ослабело: и воля, и душа, и сердце, и даже тело. Редкие проблески твоей прежней любви делали меня безумно счастливой за всё это время, а моя любовь к тебе, на которой основаны все мои поступки, даже ревнивые и безумные, никогда не ослабевала, и с ней я и кончу свою жизнь. Прощай, милый, и не сердись за это письмо.