Таня всё с детьми возится, очень тяготится всем и страшится Кутаиса. Но она и дети здоровы. Варя о себе и Оболенских пишет тебе длинное письмо сегодня же. Тётеньки, Ханна здоровы; в доме и делах всё благополучно. Прощай, мой милый друг, целую тебя крепко; еще две недели не увидимся, долго ужасно, как дожить. Дьяковы и Оболенские, и Варя и Таня, всё это меня очень утешает и рассеивает, но главное мое всё-таки утешенье — дети и мысль, что какое счастье будет увидать тебя.
№ 39
27 июля 1871 г. Вечером. Я. П.
Не знаю, почему ты велел писать мне 27-го и 28-го в Москву Не знаю, почему ты велел писать мне 27-го и 28-го в Москву. Толстой писал 8—9 июля: «только за неделю до моего отъезда, т. е. с 24 июля остановись писать, а напиши 25 положим, в Нижний, на почту, до востребованья, а 27, 28 в Москву до востребованья» (ПЖ, стр.92). . Неужели ты будешь уже около 1-го в Москве? И хочется и не хочется верить; и радостно, и страшно, и сама не знаю, что чувствую, когда подумаю о тебе и нашем свидании. Я теперь, последнее время, ни о чем больше не могу думать, как о твоем приезде; ничто меня не интересует, и когда я об этом думаю и тут случатся дети, я им внушаю, что папа скоро приедет, и целую их от радости, и они понимают и сами каждое утро говорят, что теперь осталось двенадцать дней или десять. Мы все ждем тебя пятого августа. Но это очень неприятно, что ты не пишешь, когда выехал. Неужели я не встречу тебя на станции? Я бы выехала в Тулу, всё же часом раньше увидала бы тебя. Нынче я рассчитывала по «Паровозу» весь твой путь, и, если ты выехал второго из Самары, ты можешь быть пятого дома. Я так боюсь ждать тебя раньше. Я, впрочем, всего боюсь: и пароходов, и состояния твоего здоровья, и нетерпенья твоего приехать к нам; боюсь, не мало ли ты пил кумыс, и не мало ли я тебя уговаривала не спешить домой. Но последнее время я не в силах была уговаривать тебя подольше не приезжать домой. Беспокойство о тебе меня не покидает ни день, ни ночь.
Иллюстрация:
Е. А. Берс
С фотографии 1870-х гг.
Гос. Толстовский музей в Москве
Последнее твое письмо Последнее твое письмо — от 16 июля; оно кончается словами: «Прощай, милый голубчик, обнимаю тебя. И всё нервы расстроены. Сейчас плакать хочется, так тебя люблю» (ПЖ, стр.97).получила еще третьего дня. Читала я его на Козловке при свете фонаря и провожая Дьяковых. Мнеподал это письмо Семён подал это письмо Семен. Семён служил у Толстых, был поваром в начале 1870-хгг. (это не С. Н. Румянцев, поступивший позднее)., совершенно пьяный, в то время как мы садились в линейку ехать на Козловку, и так как дорогой было темно и трясло, я была до самой станции как на иголках от нетерпенья. Письмо это меня страшно взволновало от счастья, что ты по мне так соскучился, и от нетерпенья видеть тебя.Я писала тебе о пропавших вещах Дьякова Я писала тебе о пропавших вещах Дьякова. Письмо это не известно. ; так они и не нашлись, хотя имели подозрение на каких-то рабочих.
Мне ужасно мешают все писать: Таня тут же сидит (мы все в гостиной), и Лиза и Варя. Кто шьет, кто пишет, кто читает. Таня с Варей разговаривает о людях, едущих в Кутаис. Еще почтиникто не согласился никто не согласился — не согласился ехать в Кутаис., исключая няни и Трифовны. Леонид заболел тоже холериной; он лежит в кабинете, у него жар, была рвота и боль сильная в желудке. Теперь ему лучше, и он ест в первый раз нынче бульон. Эта холерина меня ужасно пугает в отношении к тебе. После кумыса тебе надо быть на самой большой диэте. Ради бога, береги свое здоровье, не ешь никаких фруктов и ничего сырого. Мы все очень бережемся тут, и все совсем здоровы, исключая Лёли и Вари, которые оба кашляют, но всё-таки гуляют, бегают оба на pas-de-géant; Лёля конечно не один, а со мной или Ханной и, надеюсь, до твоего приезда и это пройдет.Мне смешно, что письмо это ты будешь читать в Москве, за несколько часов до нашего свиданья Мне смешно, что письмо это ты будешь читать в Москве, за несколько часов до нашего свиданья. Толстой писал из Москвы 6 августа: «Пойду на почту, не получу ли от тебя весточку» (ПЖ, стр.595, №V). ; а теперь так еще долго до этой счастливой минуты.
Таня от своего мужа получает очень часто письма, и такие нежные, что и ожидать от него я не могла таких. Он пишет, что его единственное утешенье это устроивать и думать об удобствах Тани и детей, и пишет, что о ней гораздо больше думает и любит ее больше, чем детей.
Сегодня Таня мучалась ночью сильной зубной болью и вдруг в пять часов утра всполошилась ехать в Тулу. Поехалас Верочкой
с Верочкой. Верочка — Вера Александровна Кузминская (р. 1871); позднее живала в семье Толстых и работала на голоде 1891—1893 гг. под руководством Льва Николаевича.,остановилась у Марии Ивановны
остановилась у Марии Ивановны. Мария Ивановна — М. И. Абрамович, акушерка С. А. Толстой, жившая в Туле. Училась на акушерских курсах при Дерптском университете.
После настоящего письма С. А. Толстая писала еще раз на Каралык 28 июля 1871 г.; это письмо здесь не воспроизводится. , поехала к Виганду и выдернула зуб. Теперь она ожила, но очень слаба и сонна. Я эти дни сижу дома, не гуляю, не бегаю на pas-de-géant; сижу, работаю, читаю, заставляю прыгать маленькую Машу, которая меня не любит, потому что я её заставляю сосать свою грудь, а она продолжает брать ее неохотно, потому что молока всё очень мало. Я так много двигалась, чтоб не скучать, что теперь вся моя энергия пропала, сижу, жду тебя, и только и могу думать в подробностях о тебе, о твоем приезде, радоваться и наслаждаться мыслью, что скоро увижу тебя. Даже пишу тебе не весело и не охотно, а прежде это составляло мою радость и утешенье. Так я устала ждать, тревожиться, думать и скучать по тебе. Я всё мечтаю, что ты телеграфируешь, когда приедешь, и мне будет возможность выехать к тебе на встречу. Прощай, милый, теперь больше писать, верно, не буду. Впрочем, если до 30-го вечера не будет от тебя известий, то я 31-го пошлю еще одно письмо в Москву же. Целую тебя в последний раз только письменно; скоро я тебя обниму в самом деле, и увижу, и расцелую твои милые глаза, которые так и вижу теперь улыбающимися, и добрыми, и взволнованными.
Лиза, Варя и Таня очень тебе кланяются и две первые целуют.
