Статью«Первая ступень» «Первая ступень» — статья Толстого о вегетарианстве, впервые напечатанная в «Вопросах философии и психологии» 1892, №13. в журнале Грота пропустили, сейчас получила известие от ликующего Грота. Только сегодня всё решилось.

№ 262

30 апреля. 1892 г. Москва

Деньги Писареву вышлю Деньги Писареву вышлю. Толстой писал 28 апреля: «пишу, чтобы просить тебя выслать Р. А. Писареву, куда он напишет, те деньги, которые я для этой покупки беру у него, так как у нас нет» (ПЖ, стр.413—414; датировано неверно). , когда получу известие о том, сколько. Вчера писала тебе, сегодня высылаю твой напечатанный отчёт в «Русских ведомостях» и это письмо. Мы все здоровы. Приехал брат Серёжа с Верочкой на три дня. Жаль, что Таня у Олсуфьевых как раз теперь. Получила от нее записку, что доехала благополучно и вернется второго мая вечером.

Прощай, писать нечего. Дай бог вам всего лучшего, напишу в Клекотки скоро.

С. Толстая.

№ 263

1892 г. Мая 14. Москва

Милый друг Лёвочка,

к вам едет Марья Юрьевна Винер, художница из Петербурга, в помощницы. Её посылаютШаховской Шаховской — Д. И. Шаховской.иОльденбург Ольденбург — Сергей Федорович Ольденбург (1863—1934), индианист, академик. , но я о ней ровно ничего не слышала раньше. Посылаю воду Эмс, часы простые, хлеб, письма и дубликат на капусту; не затеряйте его, а пошлите.

Мы здоровы, холодно, дождь идет, и разумом хорошо, что дождь, а физическое ощущение неприятное.

Береги живот от простуды, а Маша чтоб ног не мочила. Сидим дома, заняты своими делами; я опять позировала четыре часа, и мне это очень надоело. Завтра, вероятно, портрет будет кончен. —От Тани было письмо От Тани [...] письмо — открытка от 12 мая из Ясной Поляны (АСТ)., что они доехали хорошо, бодро и весело.От Лёвы смутительное письмо От Лёвы [...] письмо. Оно неизвестно., что он остался совсем один:Ивана Александровича Иван Александрович — И. А. Бергер. вытребовала мать, Поша уехал в Кострому. Очевидно бросить 200 столовых нельзя, и Лёва остался вести дело до конца; а я надеялась его скоро увидать. Он вообще показал себя с хорошей стороны и молодцом, но я за него беспокоюсь, хоть бы кто-нибудь поехал ему в помощники, а то беда одному, совсем изведется.

Меня смутилотвое открытое письмо твое открытое письмо — от 11 или 12 мая (ПЖ, стр.421; датировано неверно); Толстой старался писать возможно более четко, от чего почерк сильно изменился.: послать 600 рублей в Полтаву,Волькенштейну Волкенштейн — Александр Александрович, врач, муж Л. А. Волкенштейн, народоволки, шлиссельбуржки, судившейся по «процессу 14-ти».. Совсем не твой почерк, но я всё-таки пошлю завтра или в субботу. — Тут еще Вера и Маша Толстые, зубы вставляют и пломбируют, и я им очень рада, не так мне одиноко. Писать не о чем и не хочется. Целую вас всех. — Что за грех меня считать праведницей! Зачем этоК. И. К. И. — Екатерина Ивановна Раевская, рожд. Бибикова (1817—1899), мать И. И. Раевского-старшего. Напечатала ряд статей и очерков мемуарного характера в «Русском архиве», «Неделе» и «Историческом вестнике». В молодости ею увлекался поэт Полежаев и посвятил ей стихотворение «Черные глаза». Е. И. Раевская была художницей. Ее кисти принадлежит портрет Полежаева (см. Собр. стих. Полежаева в изд. «Academia»). — Сохранилась ее записка, которую имеет в виду Софья Андреевна: «Милая Марья Львовна, если будете сегодня писать вашей матушке, прошу вас, напишите ей от меня, что «я убедилась, что она праведница». Напишите именно этими словами: графиня поймет их значение». Пересылая эту записку в Москву, М. Л. Толстая приписала: «Сегодня получила это загадочное письмо от Ек. Ив. и пересылаю его Вам».написала, ужасно неприятно. Что вы сделаете сшведом швед. Абрам фон-Бонде, шведский еврей, жил в Нью-Йорке, путешествовал в Индии, проповедывал опрощение жизни. Толстой писал о нем 1 мая: «три дня тому назад явился к нам старик, 70 лет, швед, живший 30 лет в Америке, побывавший в Китае, в Индии, в Японии. Длинные волоса, желто-седые, такая же борода, маленький ростом, огромная шляпа; оборванный, немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. Прекрасно говорит по-английски и очень умен, оригинален и интересен. Хочет жить где-нибудь, он был в Ясной, научить людей, как можно
прокормить 10 человек одному с 400 сажен земли, без рабочего скота, одной лопатой» (ПЖ, стр.414—415). Е. И. Раевская в своем неопубликованном дневнике описала Бонде так: «то, что я увидала, было отвратительнее всякого описания. Это грязное существо поднялось на ступеньки террасы и, не поклонившись нам, прошло мимо и уселось тут же на стул, где скорчилось и заснуло». Отдельный очерк посвящен Бонде в книге Т. Л. Сухотиной «Друзья и гости Ясной Поляны», 1923, стр.125—139.? Дайте ему из голодающих рубашку, он тоже нищий. — Прощайте. Меня сегодня расстроили две вещи: Андрюша грубо ответил и я слишком рассердилась, иЧертков написал мне неприятное письмо Чертков написал мне неприятное письмо. Чертков писал 8 мая: «В вашем письме ко мне вы упоминаете о Льве Николаевиче, как об « утомленном нервном старике». Вы знаете, Софья Андреевна, как давно я уже воздерживаюсь от высказывания вам моего мнения о ваших отношениях к Льву Николаевичу. Но раз вы сами затрогиваете со мной этот вопрос, я чувствую, что обязан и с своей стороны ответить вам откровенно и правдиво. Во Льве Ник-че я не только не вижу нервного старика, но напротив того, привык видеть в нем и ежедневно получаю фактические подтверждения этого, — человека моложе и бодрее духом, и менее нервного, т. е. с большим душевным равновесием, чем все без исключения люди, его окружающие и ему близкие [...]. Для каждого человека вообще, и для человека настолько самобытного, как он в особенности, бывает только особенно мучительно и утомительно известного рода почти насильственное попечение о предполагаемом благе его личности, к которому так часто имеют обыкновение прибегать наиболее близкие по мирскому родству лица [...]. Думая обеспечить его спокойствие и безопасность, вы только временно заслоняете от людей ясное, истинное представление о его нравственном облике, чем нарождаете целый ряд недоразумений и усложнений, которые, конечно, в свое время рассеются, но которые тем не менее теперь при его плотской жизни вызывают только самые грустные и нежелательные практические последствия. Высказал я вам все это, С. А., для того, чтобы объяснить вам, почему, если в данном случае вы ошиблись в вашем предположении о моем образе действия с рукописью Л. Н., я, однако, в будущем не могу обещаться воздерживаться от такого именно отношения к Л. Н-чу, которое вы порицаете, но я считаю единственным правильным [...] он в выборе своего образа действия с каждым годом все больше и больше руководствуется не своими личными желаниями и предположениями, а волею своего отца небесного» (АТ)., на котороея слишком горячо ответила я слишком горячо ответила. В АТ сохранился черновик этого ответа от 14 мая, в котором читаем: «Вл. Григ., в том, что я упрекнула вам за присылку конца статьи — я виновата. Так как я не живу с Л. Н., я не знала, что он сам ее у вас вытребовал, и прошу извинения. Но ваше недовольство, что я упомянула о том, что человек 64 лет — старик, что деятельность утомила его и что он нервный — мне было удивительно. О духовном его состоянии я не говорила: не вам, не мне его судить, а вы наивно выражаетесь, что он — разумнее нас всех! Да разве такое сравнение возможно? Мы, люди простые, крайне односторонние, — а он вековое явление. И если я 30 лет оберегала его, то теперь ни у вас и ни у кого-либо уж учиться не буду, как это делать [...]. Что касается вреда и страдания, о которых вы упоминаете, что я причиняю мужу моему, то кроме вашего взгляда, который усмотрел это, — еще другого не было. Все видели и видят нашу 30-летнюю счастливую жизнь, а если последнее время иногда и казалось, что были тяжелые минуты, то только благодаря посторонним вмешательствам совершенно чуждых нам людей, которые сознательно и бессознательно портили нашу семейную жизнь и вторгались в нее [...]. Не забыла и не прощу я вам никогда одного — это еще несколько лет тому назад я прочла в вашем письме сожаленье Л. Н., что ему в лице меня послан крест. Теперь вы это повторяете иносказательно — мне. Да вспомните, Вл. Гр., что кроме вашей — есть воля божья, и если бы правда была, что это крест, то
нельзя даже упоминать об этом человеку, которого любишь; а, любя, надо искать и указать на те светлые стороны жизни, которые есть у всякого. Больше мне вам сказать нечего, как пожелать больше доброты и ясности, и меньше вмешательства в чужую жизнь». . Он, очевидно, рассердился за мой упрёк, что он торопит тебя статьей, а я и не знала, что ты сам её выписал. Я извинилась перед ним; но что за тупой и односторонне-понимающий всё человек! И досадно, и жаль, что люди узко и мало видят; им скучно!