О работнике в Ясную напишем О работнике в Ясную напишем. Толстой писал 27 марта: «У Урусова вчера было неприятное ему событие: работник, даже два отказались. Я вздумал ему предложить выписать из Ясной [...] попроси Таню написать [...], что я предлагаю желающим молодым мужикам в Ясной поступить сюда в работу дворника при доме за 60 рублей в год и проезд за счёт князя — одному, а то и двум»., но вряд ли кто к Святой и к лету пойдет. ЯВасилия Яковлевича сменяю Василия Яковлевича сменяю. В. Я. Парфенов — управляющий. ; там бог знает, что происходит. А затем прощай, милый друг, напишу скоро еще. У Тани сегодня барышни и чтение.
Пятница 31-го марта 1889.
№ 208
1889 г. Апреля 3—4. Москва
Получили сейчаствои письма
твои письма — от 1 апреля; в них Толстой писал: «Живу я попрежнему очень хорошо. Нынче чуть-чуть поболел живот. Приписываю это тому, что вчера поел осетрины, а может быть, и тому, что сделал слишком большое усилие вчера же, рубя и пиля, и таская лес» (ПЖ, стр.336)., милый друг;к Тане — коротенькое
к Тане — коротенькое. Письмо это неизвестно.
Следующее письмо С. А. Толстой не печатаем. и ко мне. Напрасно ел осетрину и напрасно переработываешь. Опять с любовью подумай, как нам всем страшна и больна твоя боль, и поберегайся, не трать сил на страданья, а живи подольше; это очень нам всем нужно, — именно для той жизни, которой ты дорожишь в нас, — для духовной.
Мои боли — хуже, разрез увеличился, и опять вся грудь нагрубла, и я очень страдаю при кормлении. Силы мне дает вид быстро поправляющегося Ванички, и буду терпеть хоть до обмороков. Еще дня два зуб невыносимо болел, но скоро прошел. Остальные все здоровы.
Вчера утром приехал Серёжа, я так ему рада; он, конечно, много уж времени проводит за фортепиано. К обеду собрались неожиданно Голохвастова с Арочкой, Миша Стахович, еще кто-то. И весь день просидели, утомили немного. Сегодня Феты обедают и Варя с мужем. — Серёжа собрался, было, к тебе повидаться, а потом отложил. Стахович тоже собирается, он будет говеть у Троицы. Я боюсь, что ты уедешь от князя, чтоб потом уехать в Ясную. Вот уж этого я не только не желаю, но страшусь. Тут удобства, добрый, заботливый друг — князь, тепло, приветливо. Там — одиноко, сыро, голодно, тяжело; да еще и Марьи Афанасьевны нет, да и отношения с своими мужиками стали тяжелы, неестественны, и, по-моему, неправильно поставлены. С детьми не надо учиться азбуке, пускать кубари, учиться шить и т. д. Детей надо учить и иметь на них влияние. — Ты же с ними работаешь и живешь на равной ноге, а я, т. е. не я, а экономия Ясной Поляны не велит им шалить, т. е. воровать, ломать яблони, травить луга и проч. Выходит бог знает что, а авторитета и помощи нравственной — им ни откуда нет.
Отодвинувшись от них, я это ясно увидала теперь, и говорю это без досады, а очень спокойно, сознательно.
Я рада, что американцы тебя не обеспокоили, и, главное, что князю не только не было досадно, но даже интересно.
Кланяйся князю от меня и поблагодари (с нежностью) за заботы о тебе.
Пора обедать, прощай, пришли уж гости, а я тебя целую, очень люблю и чувствую.
Стахович вёз это письмо и не поехал, а едет в Елец. Пишу это на другой день, и все у нас четвертого хорошо.
