№ 378
12 октября 1898 г. Москва
Вот ровно сутки, милый Лёвочка, что мы с Сашей в Москве. Ехали просторно, дремали на длинных диванах, Саша всю дорогу ела, пила и читала. Япрочла перевод по рукописи прочла перевод по рукописи. Повидимому речь идет о рукописи Эрнеста Кросби с изложением взглядов Толстого. , и ничего нового там не почерпнула — всё из твоих сочинений, и совсем не так уж хорошо изложено.
В Серпухове я вышла купить Саше клюквенного квасу, а сама съесть бульону (у меня всё желудок не хорош), и вдруг студент какой-то меня окликнул — это был Митя Дьяков. Он сел к нам и ехал до Царицына. В Москве туман и такая слякоть, что терпенья нет; резиновые колеса так и брыжжут в лицо грязью, сегодня мне глаз залепило, когда мы с Сашей ездили в Центральные бани и к Мюр и Мерилиз купить тетрадей, перьев и проч. принадлежности для ученья.
До бани же, т. е. до 4-х часов дня, и вчера до 4-х часов ночи мы раскладывали вещи и всё убирали. Кладовые у Дуняши были в таком виде, что пришлось всё мыть и чистить, прежде чем что поставить и положить. Уж и работали мы все! И Саша, и я, и няня, и Маша, иНикита с Аннушкой Никита с Аннушкой — Никита и Анна Воробьевы, служившие в доме Толстых. . Яблоки в подвал таскали, я в первый раз в жизни была в нашем подвале.
Теперь приблизительно всё убрано, кроме верха, где я еще не буду ни топить, ни освещать, чтобы экономию делать.
Мальчики вчера нас ждали с обедом, Миша выразил радость, что мы приехали и тотчас же ушел к Дьякову, где пропадал до 2-х часов, а сегодня ни тот, ни другой не обедали, уходили к знакомым. Хочу сегодня с Мишей иметь серьезный и, постараюсь, строгий разговор. С Андрюшей вчера было крайне неприятно: когда он узнал, что истратил денег больше, чем у него было, он на меня рассердился и начал кричать, что я поставила его в фальшивое положение, обманув его. Я ему говорю: «извини меня, я наугад сказала, сама не знала, а книжки были в Ясной». Но мое извинение подействовало еще хуже. Потом он смирился, потому что Миша на него напал, говоря, что он несправедлив ко мне, и что: «мама́ ни в чем не виновата, если ты деньги истратил». Стал у меня совета спрашивать, что ему делать, заложить ли ему Самарскую землю? Я не советовала, а говорила, чтоб, женившись, он пожил в Ясной до мая, потом ехал в Самару, а там — что бог даст. Это ему не понравилось. Советовала искать частную службу в Москве и пожить в Москве в меблированных комнатах до весны. И на это рассердился. Уж не знаю, что он сделает.
Очень мне грустно было расставаться со всеми вами, — промен вас на сыновей с Сашей — не выгоден. Целую всех и всё думаю: теперь обедают, теперь сидят вместе, чай собрались пить, читать. Ну, прощай, милый друг.
Пришел дядя Костя.
№ 379
1898 г. Октября 21. Москва
Наконец ты мненаписал письмо написал письмо — письмо Толстого от 19 октября, в котором он писал: «Мне ужасно совестно, милая Соня, что так давно не писал тебе [...]. Желаю тебе спокойствия, твердости, которыми бы ты сама была довольна. А то меня всегда и пугает и трогает, когда ты говоришь про свою расшатанность. — Не верь тому, что ты слаба, а верь, что ты всемогущественна, и будешь всемогущественна в духовной области» (ПЖ, стр.556). , милый Лёвочка. А я уже сжалась сердцем в своем одиночестве и перестала ждать какого бы то ни было участия от вас, яснополянских жителей. Никак не могу отучить себя перестать многого ждать от любви людей и разочаровываться от того малого, что получаешь. Пишу, кажется, бессмыслицу, которая и будет выражением моего состояния духа. Вот три дня, как у меня болит голова (опять боюсь нервного удара), вероятно от оттепели и проливного дождя.
Как Серёжа играет сейчас хорошо! Надо бы перестать писать, но я боюсь, что если теперь не напишу, позднее вечером кто-нибудь помешает. Серёжа приехал вчера, был сегодня у жены, ничего не рассказал еще, тут дядя Костя, при нем неудобно. Серёжа едет завтра в Волоколамск смотреть именья, у него целый список по уездам: Волоколамскому и Рузскому.
