— О, Россини! один живущий теперь гений! — закричал он, размахивая руками.

— Вы Берио слыхали когда-нибудь? — продолжал как ученика допрашивать его Аленин.

— Я учился и жил у него 3 года. Это царь искусства.

— А N. N. знаете? — спросил Аленин, назвав скрыпача средней руки: — как вы его находите?

— Большой, большой артист и человек прекрасный.

— А вы верно знаете нашу 1-ю скрипку, — он назвал того самого музыканта, который на музыкальном вечере рассказывал Делесову историю Алберта.

— Какже не знать, отличный талант, чистая нежная игра, мы часто прежде играли вместе. О, много, много есть больших талантов. У всех есть прекрасное. Другие не отдают справедливости; какже это можно, каждый что-нибудь да новое положил в свое искусство.

— Отчего, — продолжал Аленин, — у вас такой славный талант, как говорят, а вы нигде не служите?

Алберт испуганно оглянулся на всю публику, смотревшую на него в это время.

— Я — я... не могу, — забормотал он и вдруг, как будто оживши, сделал усилие над собой и привстал, ухватившись обеими руками за притолку. — Давайте музицировать, — сказал он и свойственным ему пошлым костлявым движением руки откинув волосы, отошел на другой угол комнаты, где была скрипка.

— Не хотите ли поесть прежде? — спросил Делесов.

— Нет, нет, прежде играть, играть, — восторженно говорить Алберт, — только выпить бы чего-нибудь.

— Я по одному тому, как он берется за скрипку, вижу, что это не большой артист, — сказал Аленин.

— Уж этого я не знаю, — сказал сын министра, — только что он вонюч и грязен, это положительно.

— Как он слаб, насилу держится, — сказал кто-то.