Все материалы
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
Исполнил все, исключая писанья.
Затеял было писать комедию.
Утонченность искусства и сила его всегда обратно пропорциональны.
Жив.
Получаю телеграммы угрожающия и страшно ругательные письма. К стыду своему, должен признаться, что это огорчает меня.
Буду пытаться восстать.
Думал: Не надо сердиться на злых, недобрых людей – они прямо – это не утешение себя, не игра слов – они прямо определяют, утверждают добро в добрых. Без них не было бы добра.
Какой то казак, в то время как я проходил по улице, сказал: «поп! солдат!» и такая глупость, сказанная, может, вовсе не мне, мучила меня.
Кинематографщик и фотограф преследовали. В Москве узнали и приветствовали — и приятно, и неприятно, потому что вызывает дурное чувство самомнения.
Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам как брату, как человеку
Видел во сне, что творю нечто ужасное по безнравственному безобразию. Делаю это, и совершенно спокоен.
Чтение газет и романов есть нечто вроде табаку – средство забвения.
Поздравляю вас с Новым годом; дай вам бог здоровья и спокойствия душевного.
Рад, что и Горький и Чехов мне приятны, особенно первый.
Живу почти один, а народу бездна — гости за гостями. Работаю немного. — Коля ваш в степи. А вы как? Не уехали ли тоже? Пишите обо всем.
Как ни старайся угодить людям, ты никогда не угодишь всем, и если ясно видишь это, то поневоле перестанешь заботиться об угождении им и начнешь угождать одному Богу.
Тоска началась, раскаянье в своей дурной жизни.