Все материалы
Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам как брату, как человеку
У Фета вечер очень приятно.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Чтение газет и романов есть нечто вроде табаку – средство забвения.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
Вы говорите: как идти, куда? Вопрос этот может быть только тогда, когда думаешь, что знаешь, куда надо идти. А думать этого не надо.
Живу почти один, а народу бездна — гости за гостями. Работаю немного. — Коля ваш в степи. А вы как? Не уехали ли тоже? Пишите обо всем.
Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика.
А я так на днях был в Туле и видел всё, что давно не видал: войска, лавки, полицию и т. п., и захотел было осердиться на всё это, как бывало, да потом опомнился
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Чувствую неповоротливость старости
То, что вы хотите учиться сами, а не в гимназии, если вы точно хотите учиться, это хорошо. Человек хорошо знает только то, чему он сам научился.
желание славы есть последняя одежда, которую снимает о себя человек. Я чувствую постоянно всю силу этого соблазна. И постоянно борюсь с ним.
У вас незаметно ни малейшего признака писательского дарования, и я советовал бы вам не заниматься этим.
Напишите мне. Если я не нужен, то поживу еще здесь несколько дней.
Помогай тебе бог в душе твоей с покорностью и любовью к любящим и ненавидящим нести посланный тебе крест.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Ездил с офицерами на рыбальство.
Читал дрянь
Весь наш разговор свелся к тому, что, по моему мнению, революционная деятельность безнравственна
