Все материалы
Мне ужасно совестно и досадно, что я затерял две ваши рукописи. Пожалуйста простите меня.
Я, к моему удивлению и глубокому огорчению, убедился в том, что некоторые из моих семейных не намерены, как они сами открыто это заявляли, исполнить мое желание
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Если можете выдержать предлагаемый вам экзамен, подходите к столу и берите билет, если же чувствуете, что не овладели предметом, то лучше и не приступать.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Жив.
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечений.
Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика.
В Москве тяжело от множества людей.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Все дни живу бесцветно, но прозрачно, всех люблю естественно, без усилия.
Помогай нам бог утверждаться в той истине, какая открылась вам и какая, как я по опыту знаю, дает лучшее ненарушимое благо.
Люди любят меня за те пустяки — «Война и мир» и т.п., которые им кажутся очень важными.
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Нехорошо поступил ты, любезный брат, отдаваясь недоброму чувству раздражения.
Письмо ваше тронуло мое сердце. Оно дышит любовью. А в этом всё, и живу я только этим одним желанием: увеличивать и взращать в себе любовь к богу и ближнему
Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
Я все по старому — пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
