Все материалы
А я так на днях был в Туле и видел всё, что давно не видал: войска, лавки, полицию и т. п., и захотел было осердиться на всё это, как бывало, да потом опомнился
Других же людей не судить, а стараться любить тем больше, чем больше они заблуждаются и потому несчастны.
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Мне хочется знать про твое здоровье — не разделяю физическое и духовное, хотя и считаю, что основой физического духовное.
Жив.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Надо твердо поставить всю жизнь на это: искать, желать, делать одно — доброе людям — любить и увеличивать в них любовь, уменьшать в них нелюбовь.
Мне жить довольно хорошо, потому что я от жизни, вероятно, также и ты, ничего не жду.
Всё слабость и уныние.
Много думал, но ничего не делал.
Контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих всё увеличивается, и так продолжаться не может.
Ежели можно раньше приехать, то приеду, потому что только с тобой, детьми я дома и человек
В Москве тяжело от множества людей.
А на что вам книг — у вас горы и виноград и горы.
Лизавета очень хороша. Глаза.
Вот правило, которому для счастья жизни должно следовать: избегать всего, что расстраивает.
Письма ваши производят на меня очень тяжелое впечатление, так как я вижу в них недоброе чувство ко мне...
Очень благодарен Вам за Ваше любезное предоставление нам возможности пользоваться Вашим Mignon
Я все по старому — пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
После ужина болтал с Епишкой до петухов.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.