Все материалы
Ежели можно раньше приехать, то приеду, потому что только с тобой, детьми я дома и человек
Здоровье лучше. Писать ничего не хочется.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Люди любят меня за те пустяки — «Война и мир» и т.п., которые им кажутся очень важными.
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви.
Было очень хорошо на душе, и также хорошо и теперь.
Милый друг, и чувствую и вижу, что ты держишься, чтобы не высказать мне больного, и я тебя люблю и жалею за это, и мне хочется увидать тебя поскорее.
Вы говорите: как идти, куда? Вопрос этот может быть только тогда, когда думаешь, что знаешь, куда надо идти. А думать этого не надо.
Много думал, но ничего не делал.
Напишите мне. Если я не нужен, то поживу еще здесь несколько дней.
Наша жизнь между двумя вечностями ни более, ни менее велика, и последствия ее как для того, кто умирает, так и для тех, кто остается, — одни и те же.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Я ошибся что ли и написал лишний день. Это был 3-й, теперь 4-е.
Рад, что и Горький и Чехов мне приятны, особенно первый.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Мне ужасно совестно и досадно, что я затерял две ваши рукописи. Пожалуйста простите меня.
Не помню, писал ли я в последнем, что в ваших словах о работах моих в поле и ваших за книгами есть нотка упрека.
Вы, пожалуйста, после неприятного впечатления, которое произведет на вас это письмо, подумайте, что я на траве и сплю, и не выводите никаких обо мне заключений.
Не надо тревожиться.
У Фета вечер очень приятно.
