Все материалы
Встал очень рано.
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Все дни живу бесцветно, но прозрачно, всех люблю естественно, без усилия.
Слишком уж он затянулся в привычке одурения себя: табак, вино, песни и вероятно женщины. С людьми в таком положении нельзя говорить — их надо лечить
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.
Живу почти один, а народу бездна — гости за гостями. Работаю немного. — Коля ваш в степи. А вы как? Не уехали ли тоже? Пишите обо всем.
Жаль, что тебя нет, особенно теперь, когда, как мне кажется, начнется хорошая погода, которую я жду в октябре.
То, что срок нашей земной жизни не в нашей власти и всякую секунду может быть оборван, всегда забывается нами.
Чтение газет и романов есть нечто вроде табаку – средство забвения.
Никогда мы перед разлукой не были так равнодушны, как этот раз, и потому мне все об тебе щемит.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви.
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Уже 18-ть лет тому назад я по отношению к собственности поставил себя в такое положение, как будто я умер.
Милый друг, и чувствую и вижу, что ты держишься, чтобы не высказать мне больного, и я тебя люблю и жалею за это, и мне хочется увидать тебя поскорее.
Советую вам думать не о театре, а о том, как бы прожить хорошо, нравственно свою жизнь.
Ездил с офицерами на рыбальство.
Живу совершенно беспечно, не принуждая и не останавливая себя ни в чем: хожу на охоту, слушаю, наблюдаю, спорю.
Встал поздно, целый день ничего не делал
Я здоров, как можно быть здоровым скверно прожившему жизнь старику
