Все материалы
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Я шил сапоги.
Приятно, дружно с женой. Говорил ей истины неприятные, и она не сердилась.
Если можете выдержать предлагаемый вам экзамен, подходите к столу и берите билет, если же чувствуете, что не овладели предметом, то лучше и не приступать.
Нынче целый день был для меня моральным отдыхом, необходимость которого так часто бессознательно сознаешь в себе.
Я сужу по себе, мне грустно без тебя, и потому кажется, что и всем тоже. Да оно так и есть.
Утром хотел писать, но не очень и потому шил сапоги.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Всё делаю гимнастику, записываю дни и не пишу.
Читал всякую дребедень.
Писал немного, плохо. Вечером пляски.
Условного слишком много.
Перечел ваше письмо, отложенное у меня для ответа. Очень сожалею, что не могу дать вам определенного ответа на ваш вопрос: крестить или не крестить.
Надо сделать усилие над ленью и завтра — дурно ли, хорошо — писать.
Память уничтожает время: сводит во единое то, чтò происходит как будто врозь.
Кинематографщик и фотограф преследовали. В Москве узнали и приветствовали — и приятно, и неприятно, потому что вызывает дурное чувство самомнения.
Лет 10 не было у меня такого богатства образов и мыслей, как эти 3 дня.
Очень жарко. Я даже не купаюсь, а то прилив к голове.
Всё не пишу — нет потребности такой, которая притиснула бы к столу, а нарочно не могу.
Пишу с таким увлечением, что мне тяжело даже: сердце замирает.
Вечером читал Донкихота и ездил в баню.
