Все материалы
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Я все по старому — пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
У вас незаметно ни малейшего признака писательского дарования, и я советовал бы вам не заниматься этим.
Я шил сапоги.
Советую вам думать не о театре, а о том, как бы прожить хорошо, нравственно свою жизнь.
Простите, что я вам в предшествующих письмах писал как бы укоризны и обличения. Я никакого не имею права на это, права в своей совести. Это я от нездоровья.
Встал поздно, порубил. Очень хорошо работалось.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Знать, что было и будет, и даже то, что есть, мы не можем, но знать, что мы должны делать, это мы не только можем, но всегда знаем, и это одно нам нужно.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Если бы гениальные произведения были сразу всем понятны, они бы не были гениальные произведения.
Здоровье лучше. Писать ничего не хочется.
Получил я от брата Николая Записки Охотничьи его ― листа 3 печатных. На днях покажу Тургеневу, но по моему прелестно.
Читал дрянь
Я вообще последнее время перед смертью получил такое отвращение к лжи и лицемерию, что не могу переносить его спокойно даже в самых малых дозах.
Спиритизм не есть учение, а грубый обман и потому не может быть сравниваем ни с каким настоящим разумным, религиозным учением.
Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам как брату, как человеку
Я ошибся что ли и написал лишний день. Это был 3-й, теперь 4-е.
Всё слабость и уныние.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
Жив.