Все материалы
Утром хотел писать, но не очень и потому шил сапоги.
Встал поздно, порубил. Очень хорошо работалось.
Как ни старайся угодить людям, ты никогда не угодишь всем, и если ясно видишь это, то поневоле перестанешь заботиться об угождении им и начнешь угождать одному Богу.
Устал я очень, милые друзья, и потому не осуждайте письмо.
Мне тяжело, гадко. Не могу преодолеть себя. Хочется подвига.
И хочется, и много есть чтò сказать, а не вяжется.
Жив.
Хочу перестать играть в карты, как то совестно. Не брался за работу. Теперь 2 часа. Еду верхом. Тоже надо бы бросить.
Напишите мне. Если я не нужен, то поживу еще здесь несколько дней.
Покупки. Дети. В клубе.
Странное и смешное дело, о котором я вам пишу... Попутала меня нелегкая поехать в Baden, а в Бадене рулетка, и я проиграл всё до копейки.
Вот уже именно cercle vicieux; как только не в духе, так не любишь людей, а чем больше позволяешь себе не любить, тем больше и больше становишься не в духе.
Пишу с таким увлечением, что мне тяжело даже: сердце замирает.
Хозяйничал, рабочих нет. Расходов бездна, нашло уныние было.
Кинематографщик и фотограф преследовали. В Москве узнали и приветствовали — и приятно, и неприятно, потому что вызывает дурное чувство самомнения.
Вам верно много икалось, дорогой Афанасий Афанасьич, после того как мы с вами расстались.
Да, да, ирония скверное орудие, его жалко бросать, но оно скверно, как насилие.
Простите, что говорю вам такие пошлости
Как во всей жизни, так и в сочинении, прошедшее обусловливает будущее — запущенное сочинение трудно продолжать с увлечением и, следовательно — хорошо.
Маша замужем, и мне жалко, жалко. Не такая она, чтобы этим удовлетвориться.
Буду пытаться восстать.
