Все материалы
Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-Хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь.
Жив.
Советую вам думать не о театре, а о том, как бы прожить хорошо, нравственно свою жизнь.
Книг слишком много, и теперь какие бы книги ни написали, мир пойдет всё так же. Если бы Христос пришел и отдал в печать Евангелия, дамы постарались бы получить его автографы и больше ничего. Нам надо перестать писать, читать, говорить, надо делать.
Я вам бог знает что написал из Москвы, дорогой Николай Николаевич, и теперь меня мучает за это совесть.
Ничего не пишу, занимаюсь Конфуцием, и очень хорошо. Черпаю духовную силу.
Устал я очень, милые друзья, и потому не осуждайте письмо.
Ездил с офицерами на рыбальство.
Радуюсь вашей радости, милые дорогие друзья, очень, очень радуюсь.
То, что вы хотите учиться сами, а не в гимназии, если вы точно хотите учиться, это хорошо. Человек хорошо знает только то, чему он сам научился.
Делаю пасьянсы — вроде сумашествия. Читал.
Обвинения им не предъявлено... Из них одна старуха 60-ти лет... если это Вам возможно, то Вы воспользуетесь случаем сделать справедливое и доброе дело.
Получил я от брата Николая Записки Охотничьи его ― листа 3 печатных. На днях покажу Тургеневу, но по моему прелестно.
Ничего не работается. Живу радостно.
Не верьте себе, когда на вас найдет то состояние, которое мы все испытываем...
Я не люблю писать жалостливо, но я 45 лет живу на свете и ничего подобного не видал.
Всё слабость и уныние.
Встал в 11. Хотел писать, не шло.
Решительно совестно мне заниматься такими глупостями, как мои рассказы, когда у меня начата такая чудная вещь, как роман Помещика.
Знать, что было и будет, и даже то, что есть, мы не можем, но знать, что мы должны делать, это мы не только можем, но всегда знаем, и это одно нам нужно.
Арест его есть очень печальное для него и его друзей, особенно для меня, печальное недоразумение
