НОМЕР ГАЗЕТЫ.

Было время, когда мой взгляд на жизнь представлялся мне самому чем-то исключительным и мне странно и страшно было выражать его, так он был несогласен со всем окружающим. Но в последнее время я испытываю совершенно обратное: мне странно и дико уже не мое понимание жизни, а то царствующее среди всего (страшно сказать) человечества устройство жизни, противоположное и разуму, и чувству, и самым простым материальным выгодам, удобствам всех людей.

Впродолжение десятков лет, с разных сторон пытался я выражать это противоречие, эту безмысленность существующей жизни и, несмотря на очевидную тщету этих усилий, не могу не продолжать делать то же самое.

Вчера, при чтении газеты, эта бессмысленность нашей жизни особенно ярко и живо поразила меня.

В первой статье газеты говорится о том, что несколько людей, называющих себя Австрийским правительством, желают присоединить к тому, что они называют Австрийской империей, несколько миллионов людей; другие же, тоже неболшия количества людей, называющия себя — одни сербским, другие — турецким, третьи — болгарским правительством, не желают этого. И вот как те несколько людей, которые желают этого присоединения, так и те, которые не желают этого, хотят для того, чтобы разрешить несогласие, заставить несколько сот тысяч людей разных народностей итти убивать друг друга, или, как предлагают некоторые, вместо этого одним получить, а другим заплатить несколько миллионов рублей, собранных с людей, живущих на землях, называемых Австрией, Сербией, Болгарией и Турцией. Небольшое же количество людей, называющих себя русским правительством, заявляет при этом, что они тоже пошлют десятки, а может быть и сотни тысяч людей убивать людей, повинующихся людям, называющим себя австрийским или турецким правительствами, если эти правительства не согласятся на предлагаемое русским правительством распределение земель.

Все это на французском языке в самых утонченных формах, без упоминания о тех приготовлениях к убийству, на которых все это основано, передается через посланников от одного правительства к другому, и печатается в тысячах газет, и читается миллионами людей, находящими все это вполне естественным.

Так, в газете, которую я читаю, также, как и в тысячах других, с серьезнейшим видом пишется о том, «как обновляемой Турции легко мнится, «что полная жизни «и прогресса Болгария, не перестававшая смотрет в сторону «Македонии, может угрожать целости и безопасности евро«пейских владений оттоманов», и о том, что «следует по«этому приветствовать циркулярную депешу русского министра «п равителъствам всех великих держав, в которой им « предлагается сделать по общему уговору, как в Софии, так «и в Константинополе представления в том смысле, что, «относясь сочувственно ко всяким комбинациям, могущим «п ривести к соглашению между спорящими сторонами, дер«жавы считают, однако, необходимым устранить из пере«говоров вопрос об изменении границы, как угрожающий «неблагоприятно отразиться на общем положении дел». И т. д. и т. д. все в том же духе, т. -е. в полной уверенности, что все то, что решат между собой несколько недобрых людей, называемых дипломатами и правительствами, о том, кому распоряжаться каким народом, кому кого убивать, что все это также точно и совершится, как решат эти несколько недобрых людей.

Казалось бы ясно, что миллионы людей, т. -е. существ, одаренных разумом и нравственным чувством, не могут, не зная, зачем и для чего, с готовностью на величайшия лишения всего дорогого людям, итти убивать тех неизвестных им людей, которых велят им убивать недобрые люди, называемые правительством, и что поэтому никак нельзя расчитывать на то, что все то, что решат правительства с своими дипломатами, так точно и совершится. Неудивительное дело: никто ни на минуту не сомневается, что все, предрешенное этими людьми, так же верно совершится, как и то, что если человек пошлет деньги в мясную лавку для покупки говядины, то он наверно получит за свои деньги нужную ему говядину. И как для покупающего говядину вопрос только в том, сколько и какого сорта ему нужна говядина и сколько надо послать денег, так и для всех рассуждающих в министерствах и газетах о присоединении Боснии и Герцеговины вопрос только в том, сколько людей надо приготовить к убийству или уже послать убивать друг друга и каких именно людей и в каких соединениях.

Такова поразившая меня первая статья. Читаю вторую статью под заглавием: «Работа и историческая преемственность».

В первой статье шла речь о распоряжениях международных, о том, как разные правительства заставляют вследствие несогласия между собой повинующихся им людей убивать друг друга для каких то чуждых убивающим и убиваемым людям целей; в этой же статье идет речь уже не об отношениях между собой разных правительств, а об отношениях нескольких людей, тех, которые считают себя в настоящее время русским правительством и распоряжаются жизнью десятков миллионов, и тех тоже нескольких людей, которые желали бы быть правительством, и поэтому считают все распоряжения существующего правительства нехорошими.

Так правительство, защищая себя, говорит, что «в настоя«щее время понятно только одно деление людей на группы: «те, кто напрягает свои усилия в пользу роста и развития «русской государственности, и те, кто борется против её «основ». Автор же статьи газеты, возражая против этого, говорит, что «для того, чтобы можно было действовать в «пользу роста и развития русской государственности, надобно, «чтобы тем, кто иначе понимает развитие и рост русской «государственности, была бы дана та же свобода действовать, «как и та, которой обладает партия правительственная, и «что этого нет, т. -е. что люди, иначе понимающие рост госу « дарственности, стеснены в своей деятельности, и т. д.

И — опять удивительное дело — и те люди, которые считают себя в праве распоряжаться миллионами, и те, которые хотят быть и надеются, при своей не перестающей борьбе, стать на место первых, также уверены в том, что они могут распоряжаться жизнью десятков миллионов народа, как мы уверены в том, что каждый день взойдет солнце. И споры и рассуждения идут только о том, как велеть жить всем этим миллионам, а что жить они будут по предписанным им законам несколькими людьми, называемыми правительством, в этом никто не сомневается. И еще более удивительно то, что и в самом деле миллионы людей, т. -е. разумных, нравствеиных существ, живущих своим трудом, и потому не только не нуждающихся ни в чьей помощи, но и содержащие своим трудом много тысяч праздных людей, рабски подчиняются воле этих спорящях между собой праздных людей, руководимых самыми мелкими, дурными страстями, но только не тем, что они всегда лицемерно выставляют своей главной целью: благом народа.

За этой статьей идет третья длинная статья «Конституционный бюджет», в которой рассуждается о том, сколько у каждого человека, трудящагося для себя и своей семьи, следует ежегодно отнимать произведений его труда, отдавая их в распоряжение людей, называемых правительством. Казалось бы, очевидно то, что так как работаюицим миллионам нет никакой не только надобности, но и повода отдавать произведения своего труда людям, до сих пор всегда употреблявшим эти деньги на самые дурные и безнравственные дела: на изготовление орудий убийства, на тюрьмы, крепости, поставку водки, на развращение народа посредством солда солдатства или ложной веры, то казалось бы, очевидно, что и не будет никакого бюджета, и нечего рассуждать о том, как собирать и употреблять его. Так казалось бы, а между тем правительственные люди, и те, которые хотят быть правительством, с полной уверенностыю в том, что деньги эти будут в их руках, рассуждают о том, как побольше собрать их и как распределить их между собой. И — удивительное дело — деньги эти собираются и распределяются; нуждающиеся же в самом необходимом, часто голодные, трудящиеся люди отдают свои сбережения праздным, безумно-роскошествующим людям.

Следуюицая статья — «Вопрос о государственных преступлениях на Московском съезде криминалистов». В этой статье описывается то, как собравшиеся в Москве люди рассуждали о том, по каким статьям можно лишать свободы, грабить (штрафы), мучить, убивать людей и по каким этого нельзя делать; как лучше применять эти статьи и т. п. Сначала представляется удивительным, для чего эти люди, очевидно, несогласные с правительством и противные ему, не высказывают прямо того, что само собой представляется всякому неодуренному человеку: что не говоря уже о христианстве, которое будто бы мы исповедуем, с какой бы то ни было самой низкой нравственной точки зрения совершенно ясно, что никакой человек, во имя каких бы то ни было соображений, не имеет права и не должен ни грабить, ни мучить, ни лишать свободы, ни жизни других людей. И потому, казалось бы, ясно, что собравшиеся люди, враждебные правительству, должны бы были прямо сказать то, что само собой разумеется для всякого неодуренного человека: то, что один человек не может насиловать другого, не может потому, что если допустить, что могут быть такие соображения, по которым одни люди могут насиловать других, то всегда — как это и было и есть — найдутся такие соображения, по которым другие люди могут и будут употреблять насилие и против тех, которые их насиловали.

Но собравшиеся ученые люди не делают этого, а старательно приводят хитроумные соображения о том, какие «ужасные последствия происходят от отступлений по делам о политических преступлениях от общего порядка судопроизводства»; о «необходимости изучения государственных преступлений с социологической точки зрения»; о том, как «основная проблема все более и более развивалась на собрании группы и все более и более становилась ясной невозможность ограничиться какими либо краткими тезисами по такому сложному вопросу».

И опять тоже удивление и недоумение: почему то правительство, которое теперь действует, или то, которое составится из тех людей, которые спорят с ним в надежде самим стать правительством, почему эти люди так несомненно уверены, что тот народ, который не знает и знать не хочет эти все 120, 117, и т. п. статьи, но, к счастью, еще знает другие статьи о том, что не надо делать другому, чего не хочешь себе, что лучше простить не семь, а семью семь раз, чем мстить, — почему народ этот подчинится их статьям, 120-й, 117-й и еще какой нибудь, и будет из повиновения этим статьям совершать сам над собою те преступления всех законов — божеских и человеческих, которые предписываются ему. И что удивительнее всего это то, что народ не только подчиняется всем этим статьям, но и в положении солдат, стражников, присяжных, тюремщиков, палачей совершает сам над собой все эти, противные его совести и исповедуемому им, признаваемому божеским, закону, преступления.

Следующая, пятая статья заключает в себе сведения о том, как человек, называющийся русским императором, выразил желание о том, чтобы умерший, живший в Кронштадте, добрый старичек был признан святым человеком, и как синод, т. -е. собрание людей, которые вполне уверены, что они имеют право и возможность предписывать миллионам народа ту веру, которую они должны исповедывать, решил всенародно праздновать годовщину смерти этого старичка с тем, чтобы сделать из трупа этого старичка предмет. народного поклонения. Еще понятно, хотя и с большим усилием, — то, что люди могут быть так обмануты, чтоб верить, что они не столько люди, сколько подданные известного государства, и во имя идола государства отступать от своих человеческих обязанностей, как это делается при принуждении людей к участию в солдатстве и войнах. Можно понять и то, как люди могут быть доведены до того, чтобы отдавать на заведомо дурные дела свои сбережения, как это делается при отбирании податей. Как ни странно, но можно понять даже и то, как долгое и усиленное воспитание дурного чувства мести может довести людей до того, что они подчиняются требованиям совершения всякого рода насилий, даже убийств над братьями, под предлогом наказания. Но, казалось бы, невозможно уже заставить людей 20 века, знающих Евангелие, понимать превратно назначение своей жизни, верить в необходимость и благотворность идолопоклоннического поклонения неодушевленным предметам.

Казалось бы, в этом то уже не могут люди-христиане подчиниться воле других людей. А между тем, удивительное дело, для огромного большинства народа это непрестанно совершается, и человек, считающий себя царем, и все его помощники, и те самые лицемерные или заблудшие люди, которые называют себя Синодом, Святейишим Синодом, вполне уверены в том, что все их распоряжения о праздновании умершего старичка, как святого, — будут также приняты всем народом, как были приняты все их прежние обманы, их мощи, иконы, чудеса.

И — удивительное дело — вместо того, чтобы миллионам народа с отвращением отнестись к таким распоряжениям, они спокойно принимаются, освящаются древностью предания и заменяют для людей спасительные истины известного им христианства и губят их жизнь, отдавая ее и во всех других отношениях во власть обманывающих.

Да, как ни ужасны все те обманы, под гнетом которых страдает человечество, этот наименее замечаемый людьми обман веры ужаснее всех. Ужасен он потому, что на этом обмане зиждутся все другие обманы, и все вытекающия из них бедствия.

Если спросишь себя: зачем люди разумные, добрые, по требованию чуждых им людей идут в войска, надевают мундиры, учатся убивать и идут убивать чуждых им людей, хотя знают, что человек должен не убивать, а любить всех людей. Зачем они отдают чуждым людям, заведомо на дурные дела свои сбережения, когда считают, что никто не имеет права брать чужое. Зачем они идут в суды и требуют наказаний и подчиняются наказаниям, зная, что никто не может судить другого, и что человеку свойственно не наказывать, а прощать брата? Зачем в самом важном для души деле: в признании того, что свято, т. -е. высшее добро, и что не свято, т. -е. что зло, люди подчиняются требованиям чуждых им людей?

На все эти вопросы есть только один ответ: все это только от того, что люди верят, верят не в тот духовный закон, который проповедан и Христом, и всеми величайшими людьми мира и который вложен в сердце каждого человека, a верят или в тот закон, которому учат их обманщики религиозные, как бы они ни называли себя, синодами, папами, архиереями, пасторами, консисториями, или также верят в те мнимые законы, которым учат их — как бы они ни называли себя: академиями, университетами, профессорами — обманщики научные, не признающие ничего вечного духовного, а одну временную телесную жизнь.

Да, если властители людей, как в Австрии, так и в России, Сербии, Турции, Болгарии, без малейшего сомнения и колебания расчитывают на то, что все эти миллионы людей беспрекословно исполнят все то, что от них потребуется, и отдадут свои сбережения и сами пойдут убивать, кого им велят, и будут запирать, казнить людей по воле властвующих, и будут считать истиной то, что им предпишут в синодах, консисториях, академиях и университетах, то происходит это только от того, что люди эти потеряли сознание своего духовного «я», сознание своего человеческого достоинства. Ведь стоит только людям вспомнить о том, кто они, и перестать верить обманщикам, с детства, а потом и в полном возрасте, внушающим ложные учения церкви, науки, государства, отечества, а признать за единую несомненную истину, вложенное в сердце каждого человека, сознание добра и зла, просто и ясно выраженное во всех великих учениях и с особенной ясностью в христианстве, и тотчас же сами собой прекратятся все те бедствия, от которых так страдают теперь люди нашего времени и на которые так беспомощно жалуются. Страдания эти становятся слишком велики и обманы слишком явны для того, чтобы могло продолжаться то ужасное положение, в котором живут теперь люди. Люди все больше и больше опоминаются, пробуждаются от жизни, похожей на безумное сновидение, к простой разумной действительности, и начавшееся пробуждение это не может не совершиться.

22 Февраля 1909 г.

Ясная Поляна.