[ВАРИАНТЫ К СТАТЬЕ «ВЕЛИКИЙ ГРЕХ».]

* № 1.

Теперь у насъ въ Россіи происходитъ волненіе народа, преимущественно въ паразитныхъ слояхъ народа, изъ которыхъ самый вліятельный — такъ называемая интеллигенція. Интеллигенція, т. е. люди подъ предлогомъ услугъ, которыя они оказываютъ народу, услутъ въ родѣ писаній статей, или выдаванія вредныхъ лѣкарствъ, или обученія народа ненужнымъ глупостямъ, или писаніемъ картинъ, сочиненіемъ сонатъ и произнесеніемъ за деньги рѣчей въ судѣ — все услуги, о которыхъ народъ ихъ не проситъ, живущіе грабежомъ, т. е. трудомъ народнымъ, которыхъ гораздо правильнѣе назвать паразитами, опредѣляя и по ихъ средствамъ жизни и по болѣе чѣмъ сомнительному развитію интеллекта.

* № 2.

1) Ученіе Генри Джорджа, невольно обратившее на себя вниманіе своего ясностью и силой наиболѣе въ Англіи и Америке въ 80-хъ и 90-хъ годахъ, очень скоро, особенно послѣ смерти Джорджа, остановилось въ своемъ внѣшнемъ распространеніи, стало забываться, и проложенная въ пустынѣ дорога все засыпается и засыпается пескомъ пустыни, т. е. пустой газетной, журнальной и профессорской болтовней, потворствующей тѣмъ, которымъ выгодна частная земельная собственность.

* № 3.

Такъ это было съ ученіемъ Джорджа. Мнимая наука политической экономіи, лживыя положенія которой Джорджъ долженъ былъ разбить (что онъ и прекрасно сдѣлалъ) для того, чтобы высказать свои ясныя, понятныя и нужныя мысли, совершенно игнорируетъ Джорджа. Если же касается его положеній, то, подводя его подъ тѣ свои опредѣленія, которыя опровергнуты Джорджемъ, легко разбиваетъ его, и все это глубокое, простое ясное и нужное ученіе для слѣпо вѣрующихъ въ науку (а ихъ легіонъ, такихъ же, какихъ былъ легіонъ вѣрующихъ въ церковь) представляется какой то неудачной теоріей, вполнѣ опровергнутой «настоящей наукой».

* № 4.

<И что же — русскіе ученые, образованные, досужіе люди ничего иного не могут придумать для народа, благомъ котораго они такъ озабочены, какъ только то, чтобы повторять безполезную и ни къ чему не ведущую болтовню европейскихъ соціалистовъ, которая, продолжаясь уже давно, не привела рабочихъ людей ни къ какимъ результатамъ и, очевидно, ни къ какимъ привести не можетъ, что уже начинаютъ понимать многіе. Русскіе интеллигенты озабочены только тѣмъ, какъ бы имъ не пропустить того, что дѣлаютъ ихъ образцы.

* № 5.

И что же — русскіе люди, тѣ самые, которые хотятъ служить народу, не только не видятъ этого и вѣрятъ, какъ въ старину вѣрили Библіи и всѣмъ догматамъ церкви; «вѣрятъ» тому, что провозглашали европейскіе мудрецы Марксы, Энгельсы, Каутскіе и др., и все не видятъ для русскаго народа никакого другого средства улучшенія его положенія, какъ то, чтобы лишиться земли и, сложившись въ соціалистическій союзъ, какимъ то таинственнымъ способомъ овладѣть орудіями труда и сложиться въ воображаемое соціалистическое государство, и не хотятъ знать того, что хочетъ знать весь русскій народъ, но озабочены только тѣмъ, какъ бы привести весь русскій народъ какъ можно скорѣе въ то положеніе, въ которомъ находятся европейскіе народы.

* № 6.

Только отъ этого люди нашего времени вообще и люди интеллигенціи въ особенности (едва ли не болѣе всѣхъ другихъ интеллигенций совершенно лишенные религіознаго сознанія) такъ превратно понимаютъ жизнь того народа, которому они хотятъ служить болѣе или менѣе искренно своей дѣятельностью, что требуютъ для него то, чего ему не нужно, и умалчиваютъ о томъ и даже считаютъ ненужнымъ то, что одно онъ считаетъ для себя самьмъ нужнымъ.

Человѣкъ, не имеющій религіознаго пониманія жизни, не виноватъ въ томъ, что не понимаетъ смысла своей жизни, но такой человѣкъ долженъ понимать, что, не зная смысла своей жизни и жизни вообще, прямо заявляя об этомъ, какъ это дѣлаютъ русскіе интеллигенты, что такой человѣкъ никакъ не можетъ учить жизни тотъ самый народъ, который знаетъ смыслъ своей жизни, живетъ полной трудовой жизнью и кормитъ и содержитъ всю эту кишащую на немъ паразитную интеллигенцію, мнимо озабоченную его благомъ.

И потому улучшеніе положенія народа, которое не можетъ наступить безъ уничтоженія земельной собственности, никакъ не можетъ быть достигнуто агитаціями, бунтами, революціями, всѣмъ тѣмъ, чѣмъ хочетъ служить народу русская интеллигенція.

Поразительнымъ доказательствомъ неразумности разрѣшенія этого вопроса можетъ служить то, что сдѣлано было большой французской революціей по отношенію земельной собственности. Земля была признана принципіально общей и насильственно отобрана отъ большихъ собственниковъ. И послѣдствія были тѣ, что нигде люди не держатся такъ жадно за земельную собственность, какъ именно во Франціи.

* № 7.

Не имѣя религіознаго сознанія, т. е. не понимая смысла жизни, они не могутъ опредѣлить того, что составляетъ истинное благо людей, что для жизни человеческой наиболее, что менѣе важно: они видятъ разныя частныя причины бѣдствій народа, но не видятъ основного. «Хорошо образованіе народа, хороши техническія усовершенствованія, хороша вѣротерпимость, хороши производительныя и потребительныя товарищества, хорошо и представительство и многое другое. И они ищутъ всего этого безъ внутренней связи и, главное, безъ пониманія всего того, что всѣ эти мѣры, если бы и были осуществлены, онѣ бы не улучшили положенія народа, всего народа, богатыхъ и бѣдныхъ, и сильныхъ и слабыхъ, до тѣхъ поръ, пока не будетъ уничтожена основная причина бѣдствій — несправедливость земельнаго захвата; точно также, какъ никакія усовершенствования не могли улучшить положеніе народа, среди котораго было рабство, до тѣхъ поръ, пока оно не было уничтожено.

Заблужденіе нашихъ заступниковъ народа — заблужденіе невольное, такъ какъ человѣкъ, не имѣющій религіознаго пониманія жизни, не виноватъ въ томъ, что пониманіе его ограничено. Заблужденіе ихъ въ томъ, что для нихъ вопросъ земельной собственности (въ особенности вследствіе напыщенной болтовни мнимой науки политической экономіи) представляется однимъ изъ частныхъ вопросовъ въ устройстве общественно-экономической жизни, наравне съ вопросами капитала, рабочей платы, процента, дохода и т. п., тогда какъ вопросъ о земельной собственности есть прежде *** всего вопрос нравственный, религиозный, такой же, каким был вопрос личного равенства.

Земельная собственность есть прежде всего грех, ужасный грех в христианском обществе, в котором люди по своей вере признают всех людей равными и братьями, грех такой, каким был грех личного рабства, и как личное рабство было губительно не только для рабов, но и для владельцев, так земельное рабство одинаково губительно и для рабов земельных и для землевладельцев.

Ведь как только церковь своими злыми софизмами могла, успокаивая их совесть, оправдывать землевладельцев, так только теперешняя наука могла своей искусной аргументацией в отвлеченных понятиях так запутать людей, что они совершенно не видят того ужасного греха, который они совершают, удерживая для своих барышей, забав, удовлетворения похоти ту землю, которая нужна рабочим людям.

* № 8.

Народ понимает, что земельная собственность не есть учреждение в роде школьного закона, новых податей, земских насильников, солдатства, паспортов, но есть великий грех, такой же, каким был грех крепостного права и грех не прошедший, a настоящий, и не временный, а постоянно совершаемый. И народ чувствует этот грех, не может не чувствовать его, потому что постоянно страдает от него. Тоже самое было с крепостным правом, пока оно было во всей своей силе. Были помещики, которые чувствовали грех владения людьми, старались уничтожить это учреждение, но как бы чутки они не были, они не могли чувствовать его так, как чувствовали его крестьяне, несмотря на сознание неправды владения крепостными, и продолжали владеть крестьянами, и совесть их была почти спокойна. Те из нас, которые еще владели крепостными, не мучаются совестью при этих воспоминаниях, и наследники тех дедов и отцов, которые владели крепостными, легко прощают их за это и даже вовсе не ставят в вину им владение людьми. Но народ, который нес всю ужасную тяжесть насилия, унижения, страдания, развращения крепостного права, не забыл этого времени и с отвращением и ужасом вспоминает все последствия того греха, который совершали над ним. Тоже самое и теперь с земельной собственностью.

Большинство теперешних землевладельцев не видит, не сознает, хотя всякий смутно чувствует, нельзя не чувствовать греха того зла, которое он делает. Есть такие, которые чувствуют всю несправедливость этого владения землей, но стараются успокоить и успокаиваются тем, что все так, что нельзя иначе при теперешнем устройстве общества, или тем, что они приносят пользу своим культурным хозяйством, или тем, что дают работу народу. Так или иначе, все более или менее успокаиваются настолько, что продолжают владеть землей... — Но народ также, как это было в крепостном праве, не может не чувствовать в тысячу раз сильнее всю неправду этого неперестающего, совершающагося греха. Точно также как при крепостном праве, он чувствует то насилие, которое совершалось над ним, когда его детей отрывали от семьи, продавали, как товар, били, секли, унижали, развращали его женщин. Точно также он чувствует это и теперь, когда вынужден работать ненужную, вредную, чужую работу только чтобы прокормить семью, когда чувствует себя в полной власти тех, большей частью праздных безнравственных людей, которые захватили ту часть земли, которая по вечному закону должна принадлежать ему, когда видит неизбежное развращение его сыновей, жен, дочерей, которые от недостатка земли бегут в городские вертепы разврата.

Совершающие грех могут забыть про него, он отзовется на них после, но тот, над кем совершается грех, не может не страдать от него.

* № 9.

В России происходят теперь неперестающия волнения. Рабочие городские, слесаря, ткачи, хлебопеки, портные, кучера, типографщики, железнодорожные, приказчики, все люди, получающие несравненно больше жалования и лучшее содержание, чем сельские рабочие, делают стачки, требуют увеличения жалования, уменьшения часов работы, всякого улучшения. (Есть такие железнодорожные служащие, которые, работая шесть часов, требуют уменьшения до пяти часов.)

Забастовывают ученики школ, музыканты, живописцы, девицы в институтах, не говоря уже про гимназистов и студентов. Все они забастовывают, т. е. пугают кого то тем, что если не исполнят их требований, то они перестанут приобретать те знания и искусства, благодаря которым они устраиваются на шее народа так, чтобы получать содержание в десять и сто раз больше, чем то, что получает самый трудолюбивый крестьянин. Главные же волнения происходят среди адвокатов, журналистов, бойких говорунов — дворян, профессоров, техников, докторов, вообще всех тех людей, которые или ничего не делают или делают очень мало и получают за это очень малое и часто ненужное и даже вредное дело очень большое вознаграждение, сбираемое с народа. Все эти люди придумывают различные, самые многообразные и совершенно несогласные между собою средства осчастливления народа: это и свобода печати, и свобода собраний, и патриаршество, и техническое обучение, и пенсии рабочим, и, главное, представительство.

Одни утверждают, что для блага народа нужен земский собор только как совещательное учреждение, другие, что нужно две палаты, третьи, что нужна только одна. Одни хотят, чтобы выборы были такие, другие — иные. Рассуждениямь нет конца. Одни говорот, что нужна республика, другие — конституционная монархия, третьи отстаивают самодержавие навсегда, другие на некоторое время. Одни говорят, что всего можно достигнуть мирным путем, другие утверждают что нельзя пренебрегать и немирными средствами, т. е. убийствами, что, как говорил Каиаффа, лучше погибнуть одному человеку, чем целому народу. И удивительное дело, люди, которые большею частью не умеют распорядиться с своим имуществом, со своей семьей, с самими собою, люди очень сомнительной нравственности и ума, твердо, непоколебимо уверены в том, что они знают, хотя каждый по своему, несомненно знают, что нужно для блага 140 миллионов людей. Все эти люди собираются отдельными кружками и совершенно серьезно рассуждают, как наилучшим образом осчастливить тот народ, с которого тем или иным путем отбирается часто его последнее достояние для их, во всяком случае роскошной, в сравнении с трудовой и суровой народной жизнью. Все подразделены на фракции, секции, подсекции, группы и, совершенно как у настоящих, у них есть свои «центры, правые, левые, и крайние левые». Все как за границей. И говорят о том же, о чем говорят за границей.

Говорят в умеренных кругах о конституции, о всеобщей или невсеобщей подаче голосов, о министерствах, о подоходных налогах, об отделении церкви от государства, *** в более передовых — о пенсии рабочим, об обобществлении орудий труда. В самых красных — о том, каким способом как можно скорее захватить власть, как распорядиться с теми, которые удерживают ее.

Разговоры все эти очень мало интересны и содержательны, так как в них нет ни одной мысли, которая не была бы десятки лет бита и перебита на всех европейских собраниях, парламентах, съездах. Все это старо и комично в России где все эти рассуждения, споры и предположения не имеют никакой возможности осуществления и были бы вполне невинны, если бы они не вызывали того всеобщего, повального раздражения, озлобления, озверения, выражающагося, проявляющаяся убийствами и казнями.

Что бы подумал человек из народа, из настоящего, трудового 100 миллионного народа, благом которого так озабочены эти люди, если бы он мог ясно понять то, что делается теперь под видом служения его благу всеми этими волнующимися людьми? Что бы он подумал, если бы он услыхал все эти рассуждения о том, какие для его блага приняты решения на съезде журналистов и врачей, как для правильной церковной жизни народа нужно восстановление выборного начала и патриархата, как составилась новая партия истинно русских людей, как известный деятель A. сделал несколько шагов вперед, а другой, столь же знаменитый деятель, несколько шагов влево, как «Московския ведомости» идут рука об руку с социаль-демократами и как в Горемыкинской комиссии решено, что для восстановления поколебленного крестьянского быта необходимо позаботиться о размежевании, — чтобы подумал и сказал бы настоящий, работающий человек из народа, который прочел бы все это?

«Что же им больше делать, сказал бы такой человек, одно слово: господа», одним этим обычным, многосодержательным, снисходительным, презрительным словом определив всю эту детскую, но только не детски-невинную, самоуверенную, озабоченную деятельность, вызываемую не нуждой, не серьезной мыслью, нравственными требованиями, а только избытком телесного удовлетворения и праздности.

Так бы добродушно, насмешливо, я думаю, отнесся человек из народа к людям, занимающимся такими рассуждениями. Но если бы он понял, что эти самые рассуждения были причиной всех тех стачек, бунтов, разгромов, казней, стрельбы солдат по народу и всех тех неперестающихзь убийств, которые совершаются теперь во всех концах России, и, главное, того озверения, которое охватило некоторую часть русского населения, он, вероятно, уже не снисходительно, не насмешливо отнесся бы к этим господам, а с омерзением и ужасом отвернулся бы от них и отрекся бы от всякой солидарности с ними.

* № 10.

И вот эти то самые паразиты, оправдывающиеся все, от царя до ветеринара, тем, что они служат народу, придумывают для народа все возможные блага, но только не говоря о том одном, что одно нужно русскому рабочему народу, о чем он не переставая говорить и думает, от недостатка чего он постоянно страдает, вырождается и вымирает (о том, что земля должна быть общей). Если и говорят об этом, то в том смысле, что это не главное, второстепенное, даже очень несущественное дело и что надо многое другое сделать, прежде чемь, между прочим, заняться и этим делом. А если и заняться этим делом, то совсем не так, как хочет народ, а так, чтобы не нарушилось течение той приятной жизни, которую ведут все эти люди, озабоченные благом невежественного и не понимающего своих интересов народа.

*№ 11.

Русский народ не переставая просит одного: чтобы переставали позволять тем, кто не работает на земле, отнимать ее у тех, кто кормится с неё.

«Это он говорит от своей глупости и от своего необразования, — отвечает на это человек, живущий трудами народа и озабоченный его благом. — Народ не понимает того, что ему нужно. Ему нужна свобода печати, свобода веры. Ему нужно то, что мы называем наукой и образованием. Ему нужно представительство. То, что он не читает и не любит читать наших книг, это не важно, важно, чтобы мы могли писать, а его мы приучим любить наши писания. То, что он, несмотря на всякие гонения, всегда удерживал свои верования и укреплялся в них, ничего не значит, мы желаем иметь свободу проповедывать свои веры беспрепятственно. То, что он считает ни на что не нужной глупостью, то, что мы называем наукой и образованием, происходит от его невежества. Он будет любить все это, когда будет таким же, *** как мы. Более же всего ему нужно представительство. То, что он не хочет участвовать в грехах власти, происходит от его глупости, и мы образуем его. Мало того, мы устроим ему всеобщую фабрику, так что он будет жить в городах и работать определенные часы при электрическом свете и даром будет, как в богадельнях, получать все необходимые и одинаковые для всех предметы», говорят самые передовые люди.

Да ведь русский народ весь земледельческий и хочет оставаться таким, зачем же ему все то, что вы предлагаете, и что может быть нужно промышленным народам?

«Это ничего не значит, — отвечает вам русский самый передовой социалист, — если русский народ еще не пролетарий, то это от того, что он отстал. Он должен опролетаритъся; сам Маркс сказал это».

Все это до такой степени глупо, что простой, неученый человек никогда не мог бы сказать этого. Утверждать такие нелепости может только человек, изучивший ту ужасную схоластику, которая в наше время называется наукой. По этой науке выходит, что жизнь человеческая слагается не по духовным свойствам людей, не по степени развития их разума и совести, а по каким то законам, которые открыл Гегель, Конт, Спенсер, Маркс, Энгельс, и т. п. По этой то науке освобождение земли от больших собственников теперь, сейчас не нужно, так как в будущем это освобождение произойдет само собою вместе с уничтожением всякого права собственности на орудия труда.

* № 12.

Поистине удивительно скудоумие русских интеллигентов — паразитов, не пмеющих ни одной своей мысли, ни одного своего вывода из своего наблюдения и умеющих только рабски повторять то, что говорят европейские интеллигенты — паразиты. Удивительно это скудоумие, но еще удивительнее сухость сердца, жестокость и лицемерие этих людей.

* № 13.

Только человек, который имеет всегда право и возможность сказать: «щей горшок, да сам большой», жить на земле, кормиться своими трудами, только такой человек может быть истинно независим и быть избирателем, представителем и, главное, — выразителем воли народа. Пока же народ будет в том земельном рабстве, в котором он находится теперь у нас и во всей Европе, никакая конституция не обезпечит его прав. Конституция обезпечит право достаточных, праздных, паразитных сословий, но не права народа.71 Не может самостоятельно голосовать человек не независимый.

* № 14.

Точно также с освобождением земли упраздняется и весь тот сложный рабочий вопрос, который пытаются разрешить социалисты. Совершись только этот переворот и получи рабочие люди возможность жить на земле и променять фабричный зависимый, нездоровый труд на самый свободный, естественный и радостный труд, и не будет никакой надобности обобществлять орудия труда и регулировать труд и вознаграждение. Рабочие или сами заведут свои орудия труда или поставять свои условия капиталистам.

*№ 15.

Россия переживает знаменательное время: не имеющая никакого оправдания, губительная для богатства и для жизни русских людей война с сплошными, позорными поражениями, без единой победы, всеобщия смуты, стачки, буйства, политическия убийства, братоубийственные бойни, надвигающийся голод, всеобщее вырвавшееся наружу, долго подавленное недовольство всех сословий, даже чиновничества, невольное упорство правительства или скорее правительственных лиц, понимающих опасность своего положения и, отстаивая существующее устройство, борящихся за свою жизнь, разнузданность поднимающих голову самых жестоких, безнравственных частей общества и всеобщее озлобление увлеченных борьбой людей — все это явные, внешние признаки переживаемого Россией кризиса.

Кризис наступил в России, но я думаю, что причины его существуют и в жизни всех христианских, цивилизованных народов, только находятся там еще в скрытом (латентном) состоянии. Естественно, что в России люди достаточных классов, свободные от необходимости труда для пропитания себя и своих семей, особенно живо отзываются на происходящия теперь в России волнения. Люди эти, считая себя призванными заботиться о благе всего русского народа, придумывают и предлагают различные средства улучшения его положения. Людям этим естественно представляется главным злом, подлежащим исправлению, то зло, которое они испытывают на себе и на более заметном для них сословии городских рабочих. Зло это они видят в грубом самовластии правительства, в особенности в тех насилияхь, от которых страдают они, люди достаточных классов, и близкие к ним люди — городские фабричные рабочие: в стеснениях печати, преподавания, в гонениях за веру, в ограничении для Евреев черты оседлости, вообще в необезпеченности личной свободы. Наилучшим средством для исправления этих зол людям достаточных классов естественно представляется применение в России тех самых учреждений, которые в Европейских государствах, ограничивая власть правительству обезпечивают личную свободу людей достаточных классов и городских и фабричных рабочих. Так думают либералы и умеренные революционеры. Также думают и революционеры — социал-демократы, надеющиеся через народное представительство с помощью государственной власти осуществить соответственное своей теории новое общественное устройство. Все эти люди, хотя и несогласные между собою, имеют одну общую черту. Все они, обсуждая благо народа, имеют в виду только малую часть его: достаточные классы и городских рабочих, а не огромную массу земледельческого населения, и потому направляют свои усилия против внешних проявлений зла: на бесконтрольность правительства, на гонения за веру, за национальность, за убеждения, на стеснения печати, запрещения союзов и т. п., не вникая в основные причины зла. Поступая так, эти люди делают тоже, что делал бы человек, снимая верхний слой загнивающего тела, не заботясь об изменении условий, в которых находится самое тело.

Я думаю, что причины того бедственного положения, до которого доведена Россия, лежать не в бесконтрольности власти, не в политических и религиозных гонениях и жестокостях, не в запрещении печати, союзов, и т. п., а гораздо глубже, — что все эти явления происходить от основного, главного зла, развращающего и мучающего всех людей русского народа, точно также как и большинство людей европейских народов. Думаю, что если бы коренное зло было исправлено, исчезло бы само собою и все то зло, которое терпят теперь достаточные классы и городские рабочие; исчезла бы, я думаю, и большая часть тех достаточных, паразитных классов и городских рабочих, интересы которых представляются теперь самым главным.

И потому нам, русским, в такую минуту, как теперешняя, когда чувствуется совершенная невозможность возвращения к старому и неизбежная необходимость изменения строя жизни, нам, русским, было бы непростительно грешно с нашим особенным от большинства европейских народов материальным и духовным складом жизни ограничиться ничтожными палиативами в виде введения тех самых форм, которые введены в передовых государствах Европы и уже явно показали свою несостоятельность, а не постараться, вникнув в сущность дела, воспользоваться нашим положением и совершить тот коренной переворот в строе жизни, необходимость которого особенно резко чувствуется в наше время во всем мире и вполне сознается и требуется огромным большинством всего 100 миллионного трудового земледельческого русского народа.

Переворот этот есть прекращение неперестающего ограбления земельными собственниками рабочих людей, лишенных своего неотъемлемого естественного права на землю, восстановление равного права всех людей на пользование землей.

Я думаю и высказывал несколько раз мысль о том, что жизнь народа слагается не вследствие внешних форм, которые могут быть наложены на него внешними влияниями, а внутренней деятельностью отдельных личностей, и что поэтому в этой внутренней деятельности — главное дело каждого человека. Я думаю так и теперь.

Вызвана же эта моя статья желанием указать людям в то особенное время, которое переживает теперь Россия, которое очевидно должно привести к новым формам жизни, — в чем главное зло, от которого страдают теперь миллионы людей, и на что должна быть направлена деятельность людей, искренно желающих служить человечеству.

* № 16.

Россия, как я думаю, переживает в настоящую минуту тот кризис, причины которого существуют в скрытом (латентном) состоянии во всех христианских государствах и которые рано или поздно, по всем вероятиям, очень скоро должны вызвать те же самые явления.

Россия, как я думаю, занимает теперь, в начале 20 века, в истории то самое место, которое занимала Франция в конце 18 века, в начале великой революции. Как французский народ того времени своими страданиями выработал те новые основы жизни, которыми потом жили и теперь живут христианские народы, также, я думаю, предстоит теперь и русскому народу своими страданиями освятить дальнейший путь жизни христианского человечества.

В этом, я полагаю, значение совершающихся в настоящее время в России великих событий.