[ВАРИАНТЫ К СТАТЬЕ «ОДУМАЙТЕСЬ!»]

* № 1.

Русскій царь, тотъ самый, который призывалъ всѣ народы къ миру, печатаетъ обращеніе къ народу, въ которомъ послѣ полустраницы подобнаго горячечному бреду перечисленія какихъ-то титуловъ царя и князя и наслѣдника какихъ-то несутществующихъ земель, Карталинскихъ, Обдорскихъ и т. п., объявляетъ, что онъ, посылая свои войска въ чужія земли, желалъ только мира, но что вѣроломный японецъ нарушилъ этотъ миръ и что поэтому онъ приглашаетъ свой народъ грабить и убивать японцевъ.

И въ отвѣтъ на это объявленіе его разные митрополиты и архіереи сочиняютъ молитвы о побѣдѣ русскихъ войскъ и пишутъ ему письма и говорятъ рѣчи непремѣнно на славянскомъ языкѣ, изъ которыхъ ничего нельзя понять, кромѣ того что пастыри Христовой церкви одобряютъ убійство и поощряютъ къ нему своихъ пасомыхъ.

* № 2.

Жертвователи, добровольцы Краснаго креста, предводители, министры, царь и всѣ его помощники, всѣ они также чрезвычайно заняты и не имѣютъ времени разсуждать съ вами подробно. Они вообще согласны, что желательно было бы уничтожить войну, но это невозможно еще теперь, какъ это вполнѣ доказано гдѣ то, кѣмъ то, и потому они, какъ русскіе и какъ лица, занимающія извѣстное положеніе: царя, журналиста, офицера, дипломата, земца, врача, дѣятеля Краснаго креста, призваны дѣйствовать, а не разсуждать. И если вы станете возражать, они съ сердцемъ попросятъ васъ замолчать, а если вы не замолчите, силой заставятъ васъ. Они всѣ очень и торопятся, и всѣ они сердятся. У нихъ есть доводы за войну, которые такъ сложны, что трудно изложить ихъ.

Торопятся они оттого, что въ глубинѣ души они чувствуютъ, что если они перестанутъ торопиться, а остановятся подумать, то должны будутъ понять не только ненужность, но преступность всей настоящей, какъ и предшествующей своей дѣятельности. Доводы ихъ сложны и трудно передаваемы потому, что это — соединеніе софизмовъ, годныхъ только для самообмана, не для разъясненія. Сердятся же они потому, что всякое напоминаніе о томъ христіанскомъ мировоззрѣніи, истину котораго они сознаютъ, но исполнять которое не имѣютъ силы, вызываетъ въ нихъ сознаніе того внутренняго противорѣчія, въ которомъ они живутъ, и это раздражаетъ ихъ.

* № 3.

Что же дѣлать?

Люди нашего времени, если они только будутъ искренни и серьезны, не могутъ не сознаться въ своемъ безсиліи разрѣшить этотъ вопросъ. Какъ учредить жизнь государства, общества, народа?

И потому естественно, казалось бы, людямъ, кроме ответа посредствомъ разсужденій объ общемъ устройстве міра, попытаться дать еще другой отвѣтъ на вопросъ: что мнѣ дѣлать?

И стоитъ только людямъ поставить себе этотъ вопросъ, какъ тотчасъ же, вместо сомнительныхъ, неясныхъ, противорѣчивыхъ и, очевидно, не достигающихъ цѣли отвѣтовъ объ общемъ устройствѣ міра, является, если только человѣкъ серьезно и искренно поставитъ себе вопросъ, отвѣтъ несомнѣнный, ясный, вполне опредѣленный и, что удивительнее всего, вполнѣ достигающій той цѣли о внѣшнемъ устройствѣ міра, которую и не ставилъ себѣ человекъ, отвечающій на вопросъ своей личной жизни:

Что мнѣ дѣлать?

<Люди, очевидная выгода которыхъ состоитъ въ дружной, общей работѣ, всѣ люди нашего времени и христіанскаго міра заняты только борьбой другъ съ другомъ, Борятся отдельныя личности посредствомъ конкуренціи, насилія и всякаго рода обмана, борятся сословія капиталистовъ и рабочихъ. И борьба эта все болѣе и болѣе разгорается. И самая ужасная, безжалостная борьба — война, сначала скрытая посредствомъ обмановъ и вооруженій, не переставая ведется между государствами и народами и временами, какъ теперь, прорывается въ открытую войну между народами. И чѣмъ дальше продолжается это положеніе, тѣмъ оно становится хуже и тѣмъ невозможнее представляется какой-нибудь изъ него выходъ.

Чѣмъ дальше, тѣмъ больше злобы, ненависти, лжи, тѣмъ все больше и больше, несмотря на утонченность формъ жизни, озвѣреніе людей.

Все уже испробовано: и стачки, и союзы, и благотворительность, и синдикаты, и установленіе политическаго равновѣсія, и общества мира, и международные суды, и все оказывается не только безполезнымъ, но всѣ эти мѣры представляются дѣтскими игрушками въ сравненіи съ возрастающей громадностью зла.

Что же делать?

А только одно: то самое, что сказалъ Христосъ 1900 лѣтъ тому назадъ, выходя на свою проповѣдь: «Одумайтесь». «Μετανοειτε».

Стоитъ только однимъ людямъ, обманутымъ церковностью, откинуть тѣ ложныя, лривитыя имъ суевѣрія, скрывающія отъ нихъ эту истинную религію, а друтимъ, обманутымъ научностью, полагающимъ, что религія есть остатокъ дикости, безъ которой могутъ жить люди, понять, что тѣ убѣжденія о братствѣ людей и о необходимости служенія имъ есть не плодъ разсужденій людскихъ, а есть неизбѣжный выводъ изъ отношеній людей къ міру, т. е. есть религія нашего времени, и всѣ люди нашего времени соединятся въ одномъ простомъ, всѣмъ понятномъ религіозномъ ученіи, которое теперь уже безсознательно живетъ въ нихъ. А какъ скоро такое религіозное ученіе о братствѣ людей и назначеніи человѣка не губить жизни, но строить жизни всѣхъ людей усвоится большинствомъ, такъ само собой уничтожатся тѣ ужасныя сцѣпленія интересовъ, называемыя государствами, которыя представляютъ изъ себя ничто иное, какъ шайки грабителей, которыя, завладѣвъ въ своемъ народѣ народными массами и властвуя надъ ними насиліемъ, корыстью и всякаго рода обманами и внушеніями, возбуждаютъ народы противъ народовъ и грабятъ имущество и земли одни у другихъ и все болѣе и болѣе развращаютъ народы, отдаляя ихъ отъ ихъ истиннаго блага.

Люди безъ религіи, т. е. лишенные той силы, которая одна можетъ и должна руководить ими, подобны бѣшенымъ животнымъ, лишеннымъ инстинкта, который въ здоровомъ состояніи руководитъ ими. Такіе люди, руководимые личными интересами и насиліемъ, не могутъ сложиться ни въ какія другія соединенія, какъ только въ тѣ скопшца, которыя называются государствами и въ которыхъ, подчиняясь взаимному гипнозу, они, какъ бѣшеныя животныя, живутъ и поступаютъ противно своимъ свойствамъ и своей природѣ, готовыя всякую минуту разорвать другъ друга.

И потому одно, что можетъ избавить людей отъ тѣхъ ужаснѣйшихъ бѣдствій, которыя, какъ несмышленныя дѣти, люди, не переставая, наносять сами себѣ, — это религіозное сознаніе — вѣра. Но не та вѣра, каковы теперешнія католическая, православная или различныхъ наименованій протестантскія вѣроисповѣданія. Сущность всякой истинной религіи въ томъ, что она устанавливаетъ такое отношеніе человѣка къ Началу всего, къ Богу, изъ котораго вытекаютъ ясныя для каждаго, несомнѣнно опредѣленныя и стоящія выше всѣхъ другихъ обязанности. Стоятъ же для религіознаго человѣка выше всѣхъ другихъ эти обязанности потому, что всѣ другія положенія человѣка — царя, солдата, министра — установлены людьми и постоянно измѣняются внѣшними условіями и самимъ человѣкомъ, отношеніе же человѣка ко Всему, къ Богу, разъ навсегда установлено и не можетъ быть измѣнено отъ рожденія и до смерти. И потому для религіознаго (строго говоря, для разумнаго человѣка, потому что установлена своего отношенія къ міру или Богу есть необходимое условіе разумной жизни) и потому для религіознаго человѣка не можетъ быть даже вопроса о томъ, какъ разрѣшить встрѣчающіяся противорѣчія между его обязанностями какъ человѣка и обязанностями какъ солдата, царя, министра. Въ виду обязанностей передъ Богомъ не можетъ быть и рѣчи объ обязанностяхъ передъ людьми, если онъ не согласенъ.

Все горе наше и причина бѣдственнаго положенія, въ которомъ живутъ люди христіанскаго міра, въ томъ, что они считаютъ, что религія ихъ въ томъ (какъ вѣрно говоритъ Лактанцій, что горе людей не столько въ томъ, что они не знаютъ Бога, сколько то, что они считаютъ Богомъ то, что не есть Богъ), считаютъ, что религія ихъ въ томъ, чтобы поливаться водою, глотать кусочки хлѣба, святить день субботній и т. п., а что ихъ мысли о благодѣтельности человѣколюбія, равенства и братства людей есть только разсужденія, которымъ слѣдовать менѣе обязательно, чѣмъ различнымъ людскимъ требованіямъ, законамъ, человѣческимъ обычаямъ, приличіямъ.

Положимъ, что солдатъ, котораго посылаютъ на Дальній Востокъ противъ японцевъ, какъ Дрожжинъ, Ольховикъ, всѣ духоборы въ Россіи, назарены въ Австріи и Сербіи, Тервей въ Голландіи, Гутодье во Франціи, и мн. др., откажется повиноваться. Что по всѣмъ вѣроятіямъ произойдетъ для него отъ этого? Его въ лучшемъ случаѣ посадятъ въ тюрьму, продержать въ ней 3 или 6—10 лѣтъ, сошлютъ, но подъ конецъ все-таки выпустятъ (убивать не убиваютъ и давно перестали это дѣлать именно потому, что все больше и больше людей стали отказываться), и онъ съ сознаніемъ исполненнаго передъ своей совѣстью и Богомъ долга вернется къ своей прежней дѣятельности.

Но что будетъ съ нимъ, если онъ не откажется и пойдетъ на войну? Будетъ то, что кромѣ сознанія униженія рабства нѣсколькихъ лѣтъ военной службы, онъ по всей вѣроятности или навѣки останется калѣкой, или будетъ убитъ непріятельскими снарядами, или одинъ среди чужихъ умретъ отъ тифа, дизентеріи. Изъ тюремъ и изгнанія возвращаются почти всѣ; изъ войнъ же рѣдко возвращается половина. Такъ что прямая выгода въ матеріальномъ смыслѣ, очевидно, на сторонѣ отказавшагося. Я не говорю о преимуществѣ человѣческаго достоинства, спокойствія совѣсти, сознанія исполненія воли Бога, осуществленія Его царства на землѣ. Такъ это для низшаго въ общественной лѣстницѣ члена. Какъ же это было для высшаго члена общества, стоящаго на противоположномъ концѣ? Что бы было, если бы русскій царь сейчасъ поступилъ такъ, какъ этого требуетъ отъ него Богъ? Сейчасъ, въ началѣ или серединѣ войны, рѣшилъ бы употребить всю свою власть на то, чтобы прекратить войну, согласился бы на всѣ требованія: отдать Манчжурію, Портъ-Артуръ, увести назадъ армію, флотъ, продать дорогу... Что бы было?

По всѣмъ вѣроятіямъ, если бы рѣшеніе было твердо и онъ безъ колебаній настаивалъ на немъ, было бы одно изъ двухъ: или онъ осуществилъ бы свое намѣреніе, и его сначала восхваляли бы только тѣ льстивые люди, которые восхваляютъ его теперь за войну, но потомъ оцѣнили бы его поступокъ всѣ мыслящіе люди міра, и онъ получилъ бы не только славу такую, какую онъ не получилъ бы послѣ самой успѣшной войны, а тѣмъ менѣе послѣ столь же вѣроятнаго, какъ и побѣда, пораженія, но вѣчную благодарность милліоновъ людей, которыхъ онъ спасъ бы этимъ отъ погибели, которымъ показалъ бы примѣръ разумной и благодѣтельной дѣятельности.

Или случилось бы то, что воинственная, патріотическая партія свергла бы его съ престола и онъ, оставаясь честнымъ человѣкомъ, сразу освободился бы отъ тѣхъ несвойственныхъ человеку обязанностей, которыя наложили на него люди и онъ взялъ на себя, и былъ бы избавленъ отъ всѣхъ тѣхъ страданій, страха, сознанія своей непослѣдовательности, стыда, укоровъ совести, которые онъ испытываетъ теперь и еще долго и въ худшей степени будетъ испытывать.

Такъ что если люди поступаютъ противно волѣ Бога, то совсѣмъ не потому, что имъ выгодно поступать такъ, а только потому, что они подчиняются эпидемическому гипнозу, который скрываетъ отъ нихъ извѣстный имъ законъ Бога и заставляетъ поступать противно высшимъ и низшимъ требованіямъ ихъ природы.

Бороться же противъ эпидемическаго внушенія и противостоять ему могутъ только люди, понимающіе свое человѣческое назначеніе и потому несомнѣнно знающіе то, что согласно и несогласно съ нимъ.

Такъ что отвѣтъ на вопросъ о томъ, что дѣлать теперь, опять все тотъ же: одуматься.

«Но не заботясь о жизни міра, заниматься какой то таинственной волей Бога, ничего не дѣлать для общества, а заниматься только собою — это мистицизмъ, квіетизмъ, это слабость, это узко эгоистично и, главное, не достигаетъ цѣли», говорятъ на это ученые люди и общественные дѣятели всѣхъ самыхъ разнообразныхъ лагерей. Такъ что, по мнѣнію этихъ людей, полагать свою жизнь въ исполненіи закона Бога, служеніи Богу, служеніи ближнему, воздерживаясь отъ всего того, что противно этому закону, и за это воздержаніе подвергаться униженіямъ, поруганіямъ, лишеніямъ свободы, побоямъ и даже смерти и, несмотря на всѣ угрозы, на весь гипнозъ торжественной власти, на неодобреніе интеллигентной толпы, одному оставаться до самой смерти твердымъ въ этомъ исполненіи всей своей жизнью представлять тотъ примѣръ истинной свободы, который, заражая другихъ людей, одинъ можетъ привести ихъ къ единственному средству спасенія, — такая дѣятельность есть мистицизмъ, квіетизмъ, эгоизмъ, слабость, вообще узкая, неразумная, неплодотворная дѣятельность. Заниматься же тѣмъ, чтобы придумывать и устраивать вооруженія, которыя точно также придумываютъ и устраиваютъ тѣ, противъ кого они замышляются, тратить на то двѣ трети богатства своего народа, и все это для того, чтобы убивать людей и быть убиваемыми ими и самому подъ вліяніемъ угрозы, гипноза и тщеславія идти на взаимныя убійства, или придумывать одни стѣсняющіе людей законы вместо такихъ же другихъ, или учреждать одну форму правительства вместо другой, не менѣе насильственной и несправедливой, или, подчиняясь существующимъ законамъ, которыхъ не признаешь, проповѣдывать не свои мысли, а рабски принятое съ чужихъ словъ людское ученіе о новомъ равномѣрномъ распредѣленіи богатствъ, продолжая при этомъ пользоваться неравномѣрно въ свою пользу распредѣленными богатствами, или обманывать и одурять народъ разными суевѣріями, или дѣлать изслѣдованія о свойствѣ тѣлъ, о химическомъ составѣ звѣздъ, млечнаго пути, о происхожденіи видовъ, о формѣ человѣческихъ череповъ и за это получать все большія и большия вознагражденія и почетъ, вообще, не зная зачѣмъ и для чего не переставая что-нибудь дѣлать и суетиться и суетить другихъ людей, — все это не мистицизмъ, не квіетизмъ, не слабость, а самая разумная, широкая, сильная, плодотворная дѣятельность.

Вотъ этимъ то людямъ, тѣмъ, которые думаютъ такъ, прежде всѣхъ другихъ надо одуматься и понять весь ужасъ того обмана, въ которомъ они находятся и въ который вовлекаютъ другихъ.

Царь, тотъ самый, который несомненно главный, т. е. самый видный виновникъ преступленій, не только не кается, но награждаетъ, возбуждаетъ, посыл посылает на убийства. Генералы притворяются, что огорчены, но радуются повышениям, открывающим открывающимся исключением погибших, и отвратительные гадины — духовенство — лгут и кощунствуют, и журнал журналисты , собирая двугривенные, сидя в своих роскошных кабинетах, возбуждают народ к убийству. И нет суда ни на кого из них. И никто из них не опоминается. Опоминаются только те, которые, как те раненые, изображенные на итальянском корабле, обвязанные бинтами и несомы несомые на руках с сосредоточенно-невидящими взглядами, чувствующие только страдания и думающие только о смерти. Эти опоминаются, но слишком поздно. Остальные, прячась за патриотизм и друг за друга, не только не стыдятся, не каются, но гордятся своими преступлениями и готовятся на все большия и большия.

Что это такое? Как это может быть? По какому праву, вследствие каких соображений могут иметь право эти десятки, сотни распутных, дрянных людей заставлять других делать дела, противные не только известному всем закону Бога, но самому простому, непосредственному человеческому чувству и, главное, как, почему могут они, эти дрянные люди, приговаривать к смерти десятки тысяч людей, из которых каждый и мужественнее и нравственнее и лучше всех этих командующих ими52 негодяев людей, взятых вместе? *** ...

Казалось бы, этого никак не могло, не может быть. Зачем эти миллионы добрых, трудолюбивых, достойных людей покоряются десяткам, сотням праздных, лживых, ничтожных людей? А между тем это делается и делается как со стороны обманщиков, так и со стороны обманутых с такой определенностью и уверенностью, что это так и должно быть и не может быть иначе, что нельзя себе представить, как, какими способами может разрушиться это ужасное, безумное положение человечества.

Как же это делается? Каким образом люди доходят до такого, хуже зверского положения? И вместе с тем так утвердились в нем, так уверились в том, что это не только не дурно, но что это так нужно, что это вполне хорошо, что очевидно нет никакой возможности исправления, изменения этого положения и что поэтому положение это чтем дальше, тем должно становиться хуже и хуже. Как это сделалось? И сделалось где же? Среди какого народа? Среди народа, 1000 лет исповедующего христианский закон, не только противный всему тому, что совершается теперь, но противный всему тому устройству мира, считается ненарушимым, священным и даже христианским. Сделалось это потому, что люди, отвергшие Бога и всякую религию, захватив власть, чтобы отречься от Христа, обличавшего их неправду, переделав это христианство с помощью худших духовных злодеев — духовенства, так что оно не только оправдывало их разврат и злодейства, но и внушая смирение и покорность народу, давало им возможность властвовать над ними. Началось это с давних времен и шло все усиливаясь и усиливаясь и дошло до того, до чего дошли теперь и так очевидно теперь во время войны в России. С одной стороны, властвующие с царем во главе, служа молебны и панихиды, открывая мощи новых святых, почитая бесчисленные иконы святых, иные притворяются, иные воображают, иные наивно верят, что дела их освящаются каким то странным существом их воображения, которого они называют Богом, и потому самоуверенно, без укора совести, совершают свои ужасные преступления. С другой стороны, несчастный народ, несмотря на свое прежде жившее в нем истинное христианское чувство, все больше и больше охраняемый самыми жестокими насилиями от всякой возможности религиозного просвещения, все больше и больше одуряется дикими суевериями и доведен до того, что для него номинальный Бог, которому надо ставить свечи, которому надо креститься, есть икона в углу, a настоящий Бог, законы которого надо исполнять прежде всего, — есть земной Бог, т. е. царь, веления которого должны беспрекословно исполняться, хотя бы они были противны смутно еще сознаваемому ими закону Бога. Они верят во все веления царя. По велению царя его одуряют и извращают его религию. И он еще больше верит в церковные суеверия.

Происходит это оттого, что те, которые посылают других на убийство, или вовсе не признают Бога или притворяются, что верят, что то воображаемое ими существо, которое они называют Богом, которому они служат в таинствах почитания икон и молебствиях, разрешает и даже освящает те преступления, которые они совершают и заставляют совершать обманутых ими людей; те же, которые повинуются, так одурены продолжительными мерами, производимыми над одуряемыми, так лишены всякой возможности религиозного просвещения, что искренно верят, что Бог есть икона в углу или какая-то непонятная и ни на что ненужная фикция Троицы, настоящий же Бог — это земной Бог, т. е. царь, веления которого должны беспрекословно исполняться, хотя бы они были противны смутно еще сознаваемому ими закону Бога.

Людям властвующим неть с мирской точки зрения расчета отказатъся от выгоды своей власти. Кроме того, отказавшись от власти, они рискуют подвергнуться возмездию тех, которых они так долго и жестоко обманывали. Обманутым же, если бы некоторые из них и хотели разрушить обман, который совершается над ними, еще менее рассчета с мирской точки зрения не повиноваться властвующим, тогда как когда им повинуются все. До тех пор, пока не повиноваться будут не все сразу (а этого никогда не может быть), всякий неповинующийся, подвергшись жестокому наказанию, погубить свою жизнь. Хотя он и обретает ее, с мирской точки зрения он погубит ее. Так что с мирской точки зрения выхода из того положения, в котором находятся теперь люди, нет и не может быть никакого. Выход из этого положения есть только один — сознание человеком своего отношения ко Всему, т. е. к Богу, и признание этого отношения руководством своих поступков. Только такое сознание своего отношения к Богу может заставить властвующих людей, отказавшись от выгод своего положения, прекратить свою деятельность, и только оно же может заставить людей, принуждаемых к насилию, отказаться от повиновения, независимо от последствий такого, отказа.

Одумайтесь вы, те, которые, как царь, и министры, и генералы, и офицеры, распоряжаетесь, предписываете величайшия в жизни преступления: убийства людей.

Одумайтесь вы, церковные обманщики, одуряющие миллионы людей, потворствующие убийству и оправдывающие его.

Одумайтесь вы, пишущие в газетах и журналах и возбуждающие вашими гадкими речами людей к вражде и всякого рода злодействам.

Одумайтесь, главное, вы, несчастные толпы молодых людей военных, необдуманно повинующихся людям, ведущих вас на заклание или на убийство братьев.

Ведь как вас ни обманывали с детства, уверяя, что царь — Бог земной, что можно и должно убивать по его приказанию, в глубине души вашей есть голос, который говорит вам, что японец — человек, ближний и что мы должны любить ближних, а не убивать их. Голос этот тихий, без колокольного звона и барабанного боя, но голос этот Божий, вечный, необманный. И надо верить и следовать ему.

Одумайтесь все, как говорил Христос. Не век будете вы, цари, генералы, министры, здоровые и сильные, распоряжаться людьми и пользоваться их почетом и лестью.

Не век будете вы, митрополиты, архиереи, иереи в золотых ризах, с ложным пафосом повторять одни и те же славянския слова, кланяться, благословлять и уверять себя и других, что дело, которое вы делаете, кому то нужно.

Не век будете вы, журналисты, сидя в своих кабинетах и редакциях, получать рубли за ваши запутанные, хитроумные человеконенавистническия измышления.

Не век будете с знаменами, под музыку, с криками «ура», пальбой и глупыми песнями шагать в ногу перед начальством и уверять себя, что вы призваны не трудиться для общего блага, а убивать себе подобных.

Все вы, от царя до последнего солдата, будете лежать на одре смерти, горя или задыхаясь и страдая телом и тревожась духом о том, что ожидает вас там после того, как тело отстрадается и жизнь эта кончится. А умирая, как бы вы ни понимали смерть — как переход в ничто или в другую жизнь — в обоих случаях, когда смерть будет перед вами, вы с ужасом оглянетесь на свою жизнь и ясно поймете, что не то вы делали, что было должно, не то, чего хотел от вас Тот, Который послал вас в жизнь. Так не лучше ли подумать об этом теперь, пока есть время? «Мετανоεῖτε, ἀλλ'ς̓ αυ μὴ μετανоῆτε, πάντες ὡσαύτως απολεῖσθε».

«Одумайтесь. И если не одумаетесь, все так же погибнете».

Лука XIII, 3.