[ВАРИАНТЫ К «ФАЛЬШИВОМУ КУПОНУ».]

* № 1.

Махинъ былъ прежній товаршцъ; его выгнали изъ гимназіи въ прошломъ году за кутежи и нехорошія дѣла. Тогда Митя былъ съ нимъ друженъ и теперь видалъ его, несмотря на то, что родители запрещали ему съ нимъ видѣться. Теперь Митя рѣшилъ итти къ нему именно потому, что приказаній отца, который его считаетъ мошенникомъ, онъ не хотѣлъ соблюдать, и потому, что Махинъ знаетъ, какъ добыть денегъ и гдѣ заложить часы и, кромѣ того, Махинъ придумаетъ что-нибудь. Съ тѣмъ чтобы Махинъ что-нибудь придумалъ, Митя досталъ изъ стола купонъ и мелочь и надѣлъ пальто и пошелъ къ Махину.

* № 2.

Все, что узналъ Петръ Николаичъ объ лошадяхъ, было то, что была найдена шкура съ саврасаго мерина, которую Петръ Николаичъ призналъ за шкуру Красавчика, и это еще больше раздражило Петра Николаича. Онъ не могъ теперь безъ злобы видѣть мужиковъ и говорить про нихъ.

Не могъ Петръ Николаичъ и простить земскому начальнику того, что онъ не обвинилъ Прокофія. На судѣ онъ, какъ свидѣтель, настаивалъ, но земскій начальникъ не могъ обвинить Прокофія, и Петръ Николаичъ возненавидѣлъ и земскаго начальника и, встрѣтившись съ нимъ черезъ двѣ недѣли въ дворянскомъ собраніи, высказалъ ему свое неудовольствіе такъ грубо, что земскій начальникъ, человѣкъ очень вспыльчивый, съ своей стороны наговорилъ ему много непріятностей, въ томъ числѣ самое казавшееся обиднымъ Петру Николаичу слово, что его шляхетскій гоноръ напрасно такъ возмущается.

Вслѣдъ зa этимъ на выборахъ Петръ Николаичъ положилъ земскому начальнику налѣво, а когда на земскомъ собраніи шло дѣло о передачѣ земскихъ школъ духовенству, Петръ Николаичъ неожиданно перешелъ на сторону консерваторовъ и своимъ голосомъ рѣшилъ въ пользу приходскихъ школъ. Когда предводитель — либералъ сталъ спрашивать его, зачѣмъ онъ поступилъ такъ, онъ объявилъ, что не намѣренъ быть на одной сторонѣ съ крамольникомъ, какъ земскій начальникъ.

— Какой же онъ крамольникъ? — спросилъ предводитель.

— Какъ же, когда они получаютъ запрещенные листки и раздаютъ ихъ.

— Да это не онъ, а сынъ.

— Развѣ не все равно?..

Случилось вскорѣ послѣ этого, что у земскаго начальника, у котораго былъ сынъ студентъ, сдѣлали обыскъ и нашли революціонные листки. Студента арестовали и посадили въ тюрьму.

Семья земскаго начальника была убѣждена, что это все было по доносу этого мерзкаго полячишки, и ненависть между двумя семьями дошла до послѣдней степени.

Дочь земскаго начальника — курсистка рѣшила, что при теперешнемъ общественномъ строѣ нельзя жить, и вмѣстѣ съ пятью студентами и тремя товарками составили заговоръ измѣненія существующаго правленія, при чемъ допускали необходимость жертвъ. У нихъ были двѣ партіи: одни говорили, что можно и должно убивать, если нужно, a другіе говорили, что нельзя. Заговоръ открыли и несчастную чахоточную Людмилу посадили въ домъ предварительнаго заключенія.

* № 3.

Степана посадили въ острогъ съ ссыльными. Въ острогѣ онъ сошелся съ Николаевымъ. Николаевъ разсказывалъ ему, какъ можно поживиться, только бы съ умомъ дѣлать. И Степанъ соблазнился разсказами Николаева и собирался работать съ нимъ вмѣстѣ, когда выйдетъ. Въ одномъ онъ не согласился съ Николаевымъ. Николаевъ говорилъ, что убивать нехорошо, на душѣ нехорошо бываетъ, а Степанъ говорилъ, что ничего, убивать все одно какъ теленка или курицу. Все равно помретъ.

Николаевъ открылъ ему, что онъ бѣжитъ, и просилъ его выплатать пробой той камеры, въ которой сидѣлъ. Вмѣстѣ бѣжать нельзя, и Николаевъ совѣтовалъ Степану бѣжать изъ Серпухова и разсказалъ, какъ это сдѣлать.

И Степанъ, разспросивъ подробно, какъ надо дѣлать и гдѣ найти Николаева, ждалъ, когда ихъ прогонятъ въ Серпуховъ.

* № 4.

Степанъ исполнилъ все, какъ сказалъ Николаевъ, и бѣжалъ изъ Серпухова. Острогъ совсѣмъ озлобилъ, озвѣрилъ его. Онъ бѣжалъ безъ денегъ, безъ одежи. Онъ попросился ночевать къ лѣснику-сторожу. Ночью убилъ сторожа и жену, взялъ одежу и денегъ 2 р. 70 и билетъ. За ночь прошелъ 30 верстъ и очутился въ другомъ уѣздѣ, тамъ, гдѣ обѣщалъ сойтись съ Николаевымъ. Николаевъ, узнавъ про его дѣла, не захотѣлъ съ нимъ быть. Тогда Степанъ47 В рукописи Толстой по рассеянности написал: Ник Николаев ушел и стал ходить один. Он загубил 12 душ, когда попался.

Последнее убийство его было в уездном городе. Он забрался ночью, убил старика, его сына, девочку и, услыхав, что в чулане ворочаются, зашел туда. Там лежала женщина. Она смотрела на Степана не испуганными, но кроткими глазами и крестилась.

— Жаль мне тебя, — сказала она.

— Ну, разговаривать с вами, — сказал Степан и полоснул ее ножом по горлу. Она не противилась и только прижала руку к груди.

Обобрав, что нужно было, Степан ушел и усталый лег в канаву.

* № 5.

Все помещики были ему незнакомы. Сошелся он здесь невольно только с семейством48 отставного станового одновладельца села Максима Петровича Иванова. Максим Петрович был человек мрачный, скучный и неприятный. Женился на богатой помещице, промотал её состояние, овдовел и жил с свояченицей Марией Семеновной, у которой оставалось еще состояние и которая жалела племянников и отдавала все, что имела, и весь свой труд этим племянникам. Это была старая, сморщенная 50 -летняя девица, тихая, кроткая, всегда деятельная и спокойная. Она не только заботилась о племянниках, но и все бедные в деревне были ей как дети; она ухаживала за больными, отдавала все, что позволял ей отдавать её зять, и народ знал и любил ее. С ней сошелся и Петр Николаич и его жена, полюбившая соседку. Мария Семеновна, узнав, зачем приехал Петр Николаич, очень отговаривала его настаивать на требованиях помещиков от крестьян: «они хороши, только упрямы, и не уступят».

— Знаю, какие они хорошие, — отвечал Петр Николаич и строго взялся зa дело.

Попрежнему крестьяне выпустили скотину на барские луга, Петр Николаич велел их загнать. Мужики собрались на сходку и решили отнять силой скотину. Когда они пришли на барский двор, Петр Николаич вышел к ним с ружьем. Мужики стали кричать, наступать на него, он ударил одного. Толпа надвинулась, сделалась свалка, ружье выстрелило. Убило одного старика. Все набросились на Петра Николаича, смяли его и с криком начали бить его. <Мария Семеновна из своего дома услыхала это и бросилась к мужикам. Портной кроил у неё и, узнав, в чем дело, удерживал ее, говоря, что теперь убьют ее мужики.

— Пускай убьют. Что вы делаете, что вы делаете! — кричала она, пробиваясь сквозь толпу. Но ее отвели насильно.

— Тебе тут не место, Семениха, — сказал ей старик.

— Не пущу, — кричала она и рвалась в толпу.

Ее помяли, но Петра Николаича убили до смерти и стащили его тело в овраг и там бросили. Приехал суд, забрали мужиков, стали допрашивать и главных виновников посадили в острог.

Марию Семеновну допрашивали. Она отказалась показывать и только плакала, умоляя судей простить мужиков: «они, как когда скотина зыкается, они ошалели, они не хотели. Их нечистый попутал». Судьи не слушали ее, смеялись над ней, но портной, которого тоже допрашивали, который прожил 1 1/2 месяца у Марии Семеновны, видя её жизнь, стал задумываться.>