* № 1 (План статьи. Из черновыхматериалов).

1. Описание положения.

2. Упреки бездеятельности несправедливы. Деятельность земства.

3. Но достигнет ли она результатов? Нет. Ответ труден, главное п потому , ч что самый голод и степень его — спорный вопрос.

4. Pro и contra теоретически.

5. Действительность. Харибда и Сцилла.

6. Задача распределения невозможная.

7. Не достигнет главного — не предупредитсмертей.

8. Что же делать? Сказать правду, перестатьлгать. Признать свое равнодушие. Вольтер.

9. А если есть равнодушие — есть вина, то, незаботясь о народе, исправить вину.

10. Исправление вины спасет.

Что именно делать. Писать. Жить.

11 12. Последствия какие могут быть.

* № 2 (рук. № 6).

Если говорить правду, а в серьезном деленельзя не говорить правду, результаты, достигнутые72 Переправлено из: результатов, достигнутых до сих пор деятельностью правительства и общества,73 почти нет очень малы и неудовлетворительны. До сих пор сделано было однодело: выдача семян на обсеменение. Не стану говорить про другиегубернии, но сколько можно судить по доходящим до нас известиям, выдача эта не достигла цели, но скажу о том, как сделано былоэто дело в Тульской губернии. У нас, смело можно сказать, чтообсеменились крестьяне своими семенами. Выдано же было илислишком мало, в большинстве случаев по три меры, где нужно быловосемь, выдано было поздно; так что крестьяне везде раздобылись насемена.В некоторых же и многих местах семена выданы былибез надобности людям, которые не нуждались в них, так что вомногих уездах семена эти продавались и74 происходило особенное, необычайное пьянство. Вообще смело можно сказать, что последствиявыдачи семян были безразличны и принесли столько же вреда, сколько ипользы. пропивались, так что земский начальник в одном уезде решилзакрыть кабак, в котором происходила эта продажа так чтоможно сказать, что успех этого дела далеко не соответствовалтому труду, который был положен на него.

А между тем работа земства для приобретения этихсемян, закупка, доставка, раздача их, была огромная. Деятельность земства, насколько я знаю, была самая внимательнаяи напряженная, и если последствия были не плодотворны ималоплодотворны, то вина в этом — не отсутствие труда и заботы. Добыть деньги, исполнить все нужные для этого формальности, закупить по дешевым ценам, привезть, ссыпать, сделать списки, распределить, раздать, хотя бы по 3 пуда на душу нуждающимсяуезда, то 100, 150 тысяч душ есть дело сложное и трудное исделано оно было везде с величайшим вниманием, усердием, и скажудаже, самоотвержением; но если результаты ничтожны, то виноютрудность самого дела при том отношении к народу, в которомнаходится к нему правительство и земство.

* № 3 (рук. № 6).

Если говорить правду, то как администрация, так иземства по отношению к этому делу народного продовольствия досих пор не знают, что и как они будут делать, или скорее знают, что они ничего не в состоянии будут сделать. Они хлопочут, но снеуверенностью, почти с уверенностью, что из их хлопот почтиничего не выйдет.

* № 4 (рук. № 1).

Нищета же в этой деревне, положение построек(половина деревни сгорела прошлого года), одежд женщин и детей иотсутствие всякого хлеба, кроме как у двух дворов, ужасно. Большей частью испекли последний раз хлебы с лебедой и доедаютих — осталось на неделю или около того.

Назначить продовольствие, обеспечить людей, сделать то, чтобы эта масса народа, 40, ну хоть 1/2 —20 м миллионов навалилась на руки правительству и земству, было бы ужасно. Это не только не спасло, но погубило бы народ, отняв от него главное средство помощи — самодеятельность. Ни правительство, ни земство не выдержало бы этого, и вся помощь пропала бы даром. Ведь это нечто подобное тому, что происходит с кормом скотины. Кормите ранней весной скотину на стойле, т. е. лишите ее движения и возможности самой собирать корм — и вам понадобятся страшныеусилия, чтобы собрать с пастбищ корм, нужный для нее. Но дайтеей возможность самой участвовать в труде собирания корма, и оналегко насытится.

Прокормить то огромное количество народа, которыйбедствует, теперь может только сам народ. Если неурожай сделалто, что народ имеет меньше средств для прокормления себя и емунадо прийти на помощь, то все-таки бòльшая, главная доля питанияможет быть припасена самим народом. Степень энергии, котораяможет быть приложена народом в годины бедствий, неисчислима, онаогромна. Образцом этого могут служить пожары. Кто из деревенскихжителей не видал последствий пожаров и деятельности крестьян дляисправления своих потерь и результаты этой деятельности. Кажется, всё сгорело — ничего не осталось и не с чего потянуть. Смотришь: оттуда, отсюда — трудом, займом, помощью родныхпонемногу восстановляется и через год—два мужик обстроился иобзавелся лучше прежнего.

Степень растяжимости энергии в годины бедствийогромна, и потому страшно уменьшить эту энергию и заменить ееапатией. А помощь извне делает это. И потому страшно назначатьпособие, но еще страшнее не назначать его. Ведь можно рассуждатьо проявлении энергии во время бедствий, можно желать проявленияее, но рассчитывать на нее нельзя. Ведь данные тут передглазами. Стоит пройти, учитывая каждый двор, одну деревню, чтобыубедиться, что люди, без проявления каких-то особенных сил, немогут прожить до новины, а должны побираться или голодать иумирать с голода. Вот деревня Крапивенского уезда. Дворов 57, изних в 15-ти хлеба и картофеля, рассчитывая на проданный овескупить ржи, хватит средним числом до ноября. Овса многие совсемне сеяли за неимением семян прошлого года. 20 дворам хватит дофевраля. Все едят очень дурной хлеб с лебедой. Остальные прокормятся.

Кроме недостатка пищи, бедствие составляет отсутствие топлива. Соломы немного, оставлена на корм. Изрубили всё, что могли. Дров нужно по ценам, там существующим, рублей на 12, 15 на двор. С этой деревни собрано в сентябре 400 р. податей. Бедные, не сеявшие овса, преимущественно пьяницы, есть даже известные как воры, остальные слабые физически или духовно, те, к которые при лучших условиях не выдерживали борьбы за существование, теперь уже вовсе не могут выдержать ее.

Что будут делать эти семьи? Как будут кормитьсяих жены, старики, дети? Как не выдавать им на прокормление?

Крапивенский уезд меньше пострадал, но вотдеревня Богородицкого уезда. Здесь положение хуже, ровнее. Из 60дворов 30 совсем бедных.

* № 5 (рук. № 1).

Средств во всей деревне, если даже и богатыхприсоединить ко всем остальным, нехватит и на половину зимы; кроме того, люди эти опустились, отчаялись и не протянут своих средств даже и на половину того времени, на к которое они могли бы протянуть их. Если они ничего не предпримут, то погибнут. Условия, в которых они находятся, среда, те богатые люди, к которые окружают их, не придут, не могут прийти им на помощь. Если эти богатые люди берут с них теперь по 5 руб. ботовья картофельные с десятины, к которые никогда не продавались и не имели цены, то очевидно, что помощи от этих людей быть не может.

* № 6 (рук. № 7).

Но вопрос в том, предпримут ли они что, или нет. До сих пор похоже, что нет, только один из них распродал всё иуезжает в Москву. Остальные чего-то ждут. Прошел между ниминелепый слух, что всех кормить будут, и они положились на это. Иих может постичь страшная беда. Всех таких деревень ведь, можетбыть, тысячи; кормить их подряд всех не будут, это невозможно, иесли сами они не озаботятся о себе, то они погибнут.

* № 7 (рук. № 2).

На прокормление всего голодающего населения нужнобы затратить весь доход государства. И потому четвертая часть40-а миллионов всего пострадавшего, т. е. 10 миллионов людей, должны неизбежно умереть голодной смертью. 10 миллионов людей, т. е. количество населения России за 200 лет назад. Долженумереть целый народ.

* № 8 (рук. № 6).

Мы, господа, озабочены тем, чтобы прокормитьнарод, тот народ, который всегда кормил себя и нас. Мы, господа, паразиты народа, кормящиеся на народе, задались задачейпрокормить его, спасти, облагодетельствовать его. Что-то тут нетак. Мы как будто совсем уже забыли, кто мы. Путаница в том, чтомы задались невозможной задачей прокормить кормильца. Прокормитьего нельзя.

№ 9 (рук. № 7).

Удивительное дело: грудной ребенок хочет кормитьсвою кормилицу; паразит собирается кормить то растение, которымон питается; мы, высшие классы, живущие все им, немогущие ступить шагу без него, мы его будемкормить.

Хорошо, что он не верит нам! Если бы он, избави бог, поверил тому, что кто-то его будеткормить, и перестал бы сам кормиться и кормить нас, то ведь он погиб бы и мы с ним!

* № 10 (рук. № 2).

Народ начинает волноваться, отбивать запасыхлеба, задерживать их, направлять, куда он хочет, и даже рассыпать.

Распродаетсяи отдается задаром весь скот и сжигаются постройки на топливо, мужики сами поджигают свои дворы, чтобы получить страховые. Ужебыли случаи голодной смерти.

* № 11 (рук. № 3).

У каждой семьи этих дворов от 3-х до 8 человек, которые хотят есть и не будут иметь, по всем вероятиям, ни пищи, ни топлива. В обыкновенный год они прокормились бы около других, но в нынешний год, когда богатый уже ест хлеб с лебедой, семьиэти ожидает тяжелая, страшная участь. Очевидно, что им надобнопомочь. Но тут собственно не помощь голодающим, а помощьразоренным крестьянам, которая стала особенно нужна в нынешнийголодный год.

Нет, нельзя говорить, что нет голода, есть голод.

№ 12 (рук. № 5).

Здесь [в деревне Богородицкого уезда] положение бедствующих уже в прежние года, не сеявших овес, опустившихся дворов еще хуже. Здесь доедают уже последнее. Уже теперь нечего есть, и в одной деревне, к которую я осматривал, половина дворов уехала на лошадях в даль побираться. Точно так же у богатых, составляющих везде около 20 %, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете.

Из избушки, около которой мы остановились, вышлаоборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащегона выгоне и покрытого разорванным и просетившимся вездекафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна всильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечениинет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые матьпринесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором. И нетболее удобного места для больной, как здесь на выгоне в концесентября, потому что в избушке с разваленной печью хаос иребята. Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей.

Но и у наделенных землей крестьян, принадлежащихк разряду опустившихся, не лучше.

№ 13 (рук. № 7).

В таком положении не она одна, а домов восемь. Ив таком положении они были и прошлого и третьего года, и в такомположении не они одни, а вокруг нас всегда людей в такомположении миллионы. В таком положении всегда все семьи слабых, пьющих людей, все семьи сидящих по острогам, часто семьи солдат.

Такоеположение только легче переносится в хорошие года. Всегда и вурожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, подугрозами побоев и острога, таскать топливо, чтобы согреть своиххолодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобыпрокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей.

Всегда это было! Мы среди этого живем. В нынешнийнеурожайный год положение это не хуже, потому что хуже того, чтобы у матери без помощи умирали дети, ничего ведь не можетбыть, но в нынешний год только больше «этого худого».

№ 14 (рук. № 5).

Сочтите все богатства, сосредоточенные встолицах, — в Петербурге, в Москве, в губернских городах, да тутже, среди голодных, в великолепных домах помещиков со всейроскошью европейской жизни, с садами, цветниками, лаун-теннисами, охотами, конными заводами, экипажами, туалетами— и подумайте только о том, кто всё это сделал и делает. Всеэти дворцы, театры, музеи, вся эта утварь, все эти богатства, всё это выработано этим самым голодающим народом, который делаетвсе эти ненужные для него дела только потому, что он этимкормится, т. е. всегда этой вынужденной работой спасает себя отголодной смерти.

№ 15 (рук. № 5).

Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа.

Прежде всего он — и это знает всякий мужик — он1) от малоземелья, оттого, что75 половину земли отняли и держатпомещики. Если бы у него были все земли, а не так, как теперь, земли вхороший год столько, чтобы кормиться до Рожества, то не было быголода. половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями ихлебом.

2) от фабрик и заводов с теми законами, прикоторых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий.76 оттого, что если запрещены стачкирабочих, то не запрещены стачки землевладельцев и капиталистов, сбивших цены на работы до последней степени.

3) от водки, которая составляет главный доходгосударства и к которой приучили народ веками.

4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людейв лучшую пору и развращающей их.

5) от чиновников, угнетающих народ.

6) от податей.

7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы.

№ 16 (Из письма к Н. Я. Гроту от 23октября 1891 г.).

[Народ] голоден, потому что мы слишком сыты.

Нам, русским, это должно быть особенно понятно. Могут не видеть этого промышленные, торговые народы, кормящиесяколониями, как англичане. Благосостояние богатых классов такихнародов не находится в прямой зависимости от положения ихрабочих. Но наша связь с народом так непосредственна, такочевидна, что наше богатство обусловливается его бедностью илиего бедность нашим богатством, что нам нельзя не видеть, отчегоон беден и голоден.

* № 17 (рук. № 7).

Всё дело в распределении. Если есть бедный, товсегда только потому, что распределение, производимое законами оприобретении собственности, труде и отношениях сословий, неправильно; и потому, чтобы исправить это неправильное распределение, надо устроить иное. Взять же у богатых и броситьэто в сторону бедных не значит сделать новое распределение, азначит — сделать только большую путаницу в старом распределении.

Как бы хорошо и просто было разрешить вопросыроскоши и нищеты тем простым средством, чтобы взять немного убогатых и поделить бедным.

Так бы это хорошо было и просто!

Я сам когда-то думал, что это так.

Но, не к несчастью, а к счастью, это не так.

Казалось бы, маленькое неудобство, — но никакнельзя обойти его, нельзя распределить.

* № 18 (рук. № 5).

Газеты и журналы с чрезвычайным пафосом описывают совершающееся и имеющее совершиться бедствие, и обществоотносится к нему совершенно равнодушно. Это факт, который нельзяотрицать все друг друга укоряют в равнодушии, и все остаютсясовершенно равнодушны. Жизнь людей общества не подвергаетсяникаким изменениям и продолжает течь по-старому.

В самых голодных местностях, у помещиков среди голодных деревень те же сады, цветы, прогулки, катанья, охоты. Ни в какой год я не видал столько охотников, разъезжающих с сотнями собак по голодным деревням, как в нынешнем.

Люди остаются вполне равнодушны. Я говорю проогромное большинство. Исключения только подтверждают правило.

И я не говорю этого в осудительном смысле, аговорю просто то, что есть.

* № 19 (рук. № 2).

В нашем обществе лет 30 тому назад появилосьнечто в роде не моды, но непрестан непрестанного требования приличия, состоящего висповедании любви к меньшому брату, т. е. к народу. Считается, что всякий должен любить и уважать народ, всегда говорить нетолько с сочувствием к самому народу, сколько, главное, к егоэксплоататорам, к кулакам, к Разуваевым и Колупаевым, считая, что кулаки такие всегда живут по деревням, торгуют вином ихлебом и носят рубашку навыпуск, чего мы не делаем. Толькоредкие люди русского интеллигентного общества77 искренни в своем отношении кнароду: это те, которые прямо презирают и даже ненавидят народ, считаяего грубым, рабочим скотом, и те, которые уважают народ и стараютсяслиться с ним, не делая между им и собою никакого различия; большинство же, огромное большинство исповедует эту любовь, выражающуюся преимущественно, главное, в том, чтобы это не мешалоработать на них. не признают этого исповедания, прямо говоря, что они к народуникаких чувств не имеют, кроме желания, чтобы мужик работал.

Люди такого рода постоянно укоряют других занесочувствие к народу и вследствие того, что они укоряют других, они сами убеждаются в своем сочувствии. Я 30 лет ругаю людей занесочувствие народу. Какого же еще доказательства, что ясочувствую ему?

Это-то приличие сочувствия к народу и есть та ложь, распространенная в нашем обществе, к которая и производит то странное явление всеобщего исповедания любви к народу и совершенного равнодушия к нему во время страшного постигшего его бедствия. Сочувствия этого к народу в нашем интеллигентном обществе нет и не может быть, потому что вся жизнь интеллигентного общества построена так, что для удовлетворения потребностей их жизни необходима бедность и нужда народа. Для того, чтобы существовали все предметы потребления от табаку, спичек и белого хлеба до зеркал, бронзы и железных дорог, необходимо, чтобы люди были так бедны, чтобы губили свои жизни на этих работах.

Большинство людей нашего времени считаетприличным исповедывать любовь к меньшому брату, и так как всеони обманывают себя и друг друга, то обман этот и неразоблачается: каждый не обличает другого, чтобы его необличили, и обман укореняется. Все люди нашего общества смелоговорят про свою любовь к народу, к меньшому брату, а между темэтой любви нет и не может быть.

№ 20 (рук. № 7).

Мы уверяем себя и других, что мы очень озабоченыголодом, что мы встревожены положением русского народа, что мыготовы на всякие жертвы, а между тем нашей жизнью показываем, что всё это одни слова и что мы лжем, говоря это, смело лжем, потому что ложь эта сделалась условною, общею всем ложью. И никто не изобличает один другого, чтобы его не изобличили.

Если свести вместе то, что писалось и пишется вгазетах о теперешнем положении русского народа, то получится приблизительно следующее: сорок миллионов русских людей голодаюти помочь этой беде почти нет возможности. Хлеба в России, еслидаже допустить, что весь тот хлеб, который есть, попадетголодным, чего допустить невозможно, — хлеба все-таки недостанетодной четвертой той части, которая нужна для прокормления всехголодающих.

Купить и привезти из-за границы требуемый хлебтак, чтобы он пришел к нам по доступным ценам, мало вероятий, и потому четвертая часть сорока миллионов, т. е. десять миллионов, людей находятся в опасности голодной смерти.

Голодные смерти, по сведениям газет и слухам, уженачались. Были такие случаи, что матери приводили детей вволостные правления и бросали их там, говоря, что им нечемкормить их.

Рассказывают про мать, которая убилась со своимидетьми; другая повесилась, чтобы не видеть умирающих детей. Описывают трех детей, умерших от голода. Во многих местах людиболеют, пухнут от голода, распространяется повальный голодныйтиф, теперь, в теплое осеннее время. Что же будет зимою, когданаступят холода в тех местах, где топят обыкновенно соломой, которой нет в нынешнем году, и в которых дров нельзя достатьближе 100, 150 верст?

Мы все читаем это, или если не читаем, тонеизбежно слышим это, из приличия пожимаем плечами, вздыхаем, делаем маленькие жертвы деньгами, говорим: «да, ужасно!» ипродолжаем нашу обычную жизнь.

Если и есть люди и учреждения, которые жертвуютденьги, и если есть другие, служащие в администрации и земстве, которые заняты делом продовольствия нуждающихся, скупают хлеб, продают его по удешевленным ценам, делают списки дворов и т. п., то все-таки, несмотря на денежные жертвы, которые делаютнекоторые, и на заботы служащих о продовольствии, общество наше, т. е. все люди, и жертвующие и не жертвующие, и служащие и неслужащие, остаются, несмотря на взаимные обвинения друг друга вравнодушии, совершенно спокойны и равнодушны к совершающемуся ипредстоящему, по предположениям, — страшному, никем неотрицаемому бедствию.

Я говорю, что общество остается совершенно равнодушно к предстоящему бедствию, не потому, что мне таккажется и хочется так говорить, а потому, что есть всемизвестный и несомненный признак неравнодушия, который теперьотсутствует в русском обществе.

Только тогда мы все знаем, что человекнеравнодушен и истинно сочувствует совершившемуся или имеющемусовершиться, когда известие это изменяет его жизнь: когда он перестанет делатьто, что делал, есть, как он ел, спать, как он спал, жить, как онжил. Тем более признак этот равнодушия или неравнодушия относится к событию еще не совершившемуся, а только угрожающему.

Если человек, за обедом получив известие о том, что человек тонет в реке подле его дома, продолжая обедать, делает распоряжение о том, чтобы выдать веревку, которая нужна для спасения тонущего, то, что бы он ни говорил о своем сочувствии тонущему, мы не верим ему и знаем, что он равнодушен к совершающемуся событию. Такое равнодушие царствует в нашем обществе теперь к тому бедствию, которое описывают и предсказывают газеты. Люди, продолжая обедать, показывают свое сочувствие тем, что не жалеют ни времени, потраченного на распоряжения о веревке, ни самой веревки. Жизнь людей нашего общества продолжает свое обычное течение: те же концерты, театры, — если нет балов, то только благодаря примеру государя, — те же обеды, наряды, скачки, лошади, экипажи, охоты, выставки, цветы, романы и т. д. Жизнь нисколько не изменилась и не подогнулась под существующее бедствие, а напротив, голод подогнут под общее течение жизни, голод fait les frais de la conversation78 [сделался предметом разговора] вгостиных, наполняет столбцы газет и составляет интересный сюжеткорреспонденций, служит поводом к устройству базаров, театров, концертов, сборников. Не только жизнь не изменилась, чтобыслужить голоду, но голод сделался нужною частью жизни; голодзанял то место современного модного предмета увлеченья, котороевсегда нужно чем-нибудь наполнить. И это не может быть иначе:голод касается не нас, а, как нам представляется, людейсовершенно чуждых нам, связанных с нами только отвлеченнымпредставлением, что они и мы — русские.

* № 21 (рук. № 1).

Вольтер говорит, что если бы возможно было, пожавшишечку в Париже, этим пожатием убить мандарина в Китае, торедкий человек лишил бы себя этого удовольствия. И он прав.79 Я видел и испытал навойне, как самые добрые люди стреляли по чуть видному неприятелютолько для того, чтобы попробовать, как ложатся снаряды, ирадовавшихся, если попадали. Между парижанином и Вольтеровским мандарином нет никакой связи, точно так же как и между стреляющим артиллеристом и чуть видным неприятелем: нет ни связи духовногосознания братства, ни материального воздействия вида страданияумирающего мандарина или раненого или убитого неприятеля. И мы все знаем, что в этом кажущемся шуточном афоризме естьглубокая правда. Мы знаем, что парижанин не воздержится отпожатия пуговки для забавы, потому что между ним и китайцем нетни духовной связи сознания братства, ни материальной связивоздействия вида страдания умирающего мандарина.

* № 22 (рук. № 1).

И точно так же как редкий парижанин, по мнениюВольтера, мог бы воздержаться от пожатия пуговки, убивающеймандарина, так редкий господин может воздержаться от убиваньяэтих чуждых ему существ для удовлетворенья своих похотей иприхотей. И это не шутка, как шутка Вольтера, а факт, огромныйфакт, повторявшийся веками и с неменьшей, если не с большейочевидностью повторяющийся последние 30 лет, после такназываемого освобождения.

Есть господа и рабы. И господа не пожимаютпуговки, а устраивают свои всякого рода потехи, стоящие жизнирабочих.

№ 23 (рук. № 7).

И это я говорю не потому, что это мне таквздумалось говорить неприятности богатым русским людям, ккоторым я принадлежу, а потому, что это так есть. Доказательством и подтверждением этого служит вся русская жизнь, всё то, что не переставая происходит во всей России. Все богатыерусские люди не переставая пожимают шишечку и даже не дляудовольствия интересного эксперимента, а для самых ничтожныхцелей.

Не говоря о фабричных поколениях, гибнущих нанелепой, мучительной и развращающей работе фабрик дляудовольствия богатых, всё земледельческое население, илиогромная часть его, не имея земли, чтобы кормиться, вынуждено кстрашному напряжению работы, губящей их духовные и физическиесилы, только для того, чтобы господа могли увеличивать своюроскошь. Всё население спаивается, эксплоатируется торговцамидля этой же цели. Народонаселение вырождается, детипреждевременно умирают, всё для того, чтобы богачи-господа икупцы жили своей отдельной господской жизнью, с своими дворцамии музеями, обедами и концертами, лошадьми, экипажами, лекциями ит. п.

* № 24 (рук. № 2).

Между человеком нашего богатого круга, господиноми теми миллионами мужиков земледельцев, из которых теперь 40миллионов собираются умирать с голода, если говорить правду, нетникакой другой связи, кроме зависимости интересов.

Если мы хотим что-нибудь делать, то надо преждевсего говорить правду. Для того, чтобы лечить болезнь, надопрежде всего понять и определить ее, а не обманывать себя идругих. А правда в том, что между большинством русских богатыхлюдей и мужиками такое же отношение, как между вольтеровским парижанином и мандарином. Различие только в том, что китаецне может выйти из терпения и рассердиться и отомститьпарижанину, и его бояться нечего; русские же мужики могуткак-нибудь выйти из терпения и повиновения и рассердиться. И ещето, что парижанин живет своими средствами совершенно независимоот мандарина, а русские либералы, хотя и стараются скрыть это отсамих себя и забыть, живут теми самыми мужиками, которые теперьнаходятся в опасности голодной смерти.

Так что дать умереть мужику значит дать умеретькурице, несущей золотые яйца.

* № 25 (рук. № 5).

Между человеком нашего богатого круга, господиномв крахмаленной рубашке, чиновником, помещиком, коммерсантом, офицером, ученым, художником и мужиком, если говорить правду, так же мало связи, как между парижанином и китайцем. Различиетолько в том, что парижанин не исповедует любви к китайцу, арусский цивилизованный человек считает условием приличия исповедывать эту любовь к мужику, называя его при этом меньшимбратом. И еще то, что парижанин живет своими средствами совершенно независимо от мандарина, а русские господа, хотя истараются уверить себя, что они очень нужны мужикам, знают оченьхорошо, что живут только этими чуждыми для них мужиками.

* № 26 (рук. № 5).

Все богатые русские люди, не переставая, пожимают такие шишечки и даже не для удовольствия интересного эксперимента, а для самых ничтожных целей, для того, чтобы построить дом роскошнее соседа, для того, чтобы объехать и обскакать соперников на лошадях, для того, чтобы делать балы, наряды, делать всё то, что всем самим уже давным-давно скучно. Я не говорю метафор и преувеличений, а прямо утверждаю, что связи между богатыми людьми нашего общества и рабочим народом так же мало, как между парижанином и мандарином, и что богатый человек не пожалеет убить рабочего человека для своего удовольствия, если только он не будет видеть этого, и имею основание утверждать это потому, что80 господа или похожие на них, обедающие с приборами и испражняющиеся в комнатах, составляют совершенно отдельную касту, никогда не смешивающуюся с рабочими, смужиками. это самое не переставая происходит на всем огромном протяжениирусской земли.

Нельзя скрывать того, что режет глаза всякому. Между господами — теми, к которых полиция пропускает в чистые места, и теми, к которых не пропускают — мужиками — лежит пропасть.

Страница черновой рукописи статьи «Оголоде».

Между нами и народом нет иной связи, кромевраждебной, господина и раба. Чем лучше мне, тем хуже ему. Чемлучше ему, тем хуже мне. И при этих-то условиях мы вдруг сталиуверять себя и других, что мы очень желаем вывести его из тогосостояния бедности, в которое мы сами поставили его и котороенужно нам.

Вот эта-то условная ложь, принимаемая всеми заправду, и составляет причину страшной путаницы понятий у людейнашего круга, обсуждающих теперешнее бедственное положениенарода.

Разве теперь, когда люди, как говорят, мрут сголода, помещики, купцы, вообще богачи не сидят с запасамихлеба, ожидая еще большего повышения цен? Разве они не сбиваютцен с работы? Разве чиновники перестают получать жалование, собираемое с голодных? Разве все эти интеллигентные люди непродолжают жить по городам для своих, послушаешь их, самыхвозвышенных целей, — пожирая там, в городах, эти, свозимые дляних туда, средства жизни, от отсутствия которых мрет народ?

Все интересы каждого из господ: ученые, служебные, художественные, семейные — такие, которые не имеютничего общего с жизнью народа. Народ не понимает господ, агоспода, хотя и думают, что понимают народ, не понимают его, потому что его интересы не только не одинаковы с господскими, новсегда прямо противоположны им.

Отношение же наше — господ к народу — то, что мы высасываем его кровь и живем им и потому настоящей деятельной любви к нему никакой не имеем и иметь не можем, а отчасти боимся его, отчасти же боимся потерять тот рабочий скот, которым мы живем. И поняв это действительное свое отношение к народу, люди могут поступить двояким образом. Первое, не изменяя существующего отношения, постараться сделать безопасным для себя народное возбуждение, происходящее от голода, и сохранить как можно больше той рабочей силы, к которая нас кормит, или, поняв всю жестокость, бесчеловечность, антихристианство, всю гадость и подлость того отношения, в к котором мы находимся к народу, покаяться в своем грехе и грехе наших предков, с начала до конца изменить это отношение, разорвать кастовую черту, разделяющую нас от народа.

... Люди нашего общества, действительно искренно сочувствующие народному бедствию, могут двумя путями помочь ему. Первый состоит в том, чтобы, не изменяя своего отношения кнароду, господ к рабам, эксплуататоров к эксплуатируемым, позаботиться о том, чтобы те рабочие руки, hands, как называютангличане, не погибли бы и были в состоянии и впредь на насработать и для этой цели на время rendre gorge,81 [возвратить награбленное,] возвратить народу то, что мы постоянно отнимаем от него, заняться распределением этого — и другой путь, тот, чтобыпокаяться в своем грехе и грехе наших предков и разорватькастовую черту, разделяющую нас от народа и как не только кравным, но к лучшим нашим братьям, таким, перед которыми мыдавно виноваты, придти к ним с раскаянием, смирением и любовью.

Первая деятельность начата и ведется, как мывидим, с большой энергией и малым успехом. Остается вторая, которая есть изменение своего отношения к народу, к бедным, покаяние в грехе отцов и своем, смирение и само собой вытекающееиз покаяния и смирения всё спасающее, всего достигающее, всёпобеждающее чувство деятельной любви, выражающейся делами иизменением жизни.

Только посредством такой деятельности устраняются все те затруднения, к которые стоят на пути первой, общей правительственной деятельности, и казавшееся невозможным делается легким и возможным. Только с точки зрения кастового отделения господ, правителей, представляются прежде столь смущавшие цифры 40 000 000 населения и миллионы пудов хлеба и столь неразрешимые вопросы, откуда их взять, и самый главный неразрешимый вопрос, как распределить и как сделать так, чтобы выдача этого пособия не ослабила бы самодеятельность народа.

Стоит только каждому отдельному богатому человекуперестать считать себя особым существом, а признать своебратство с мужиком, для того чтобы вопросы о прокормлении сорокамиллионов населения и о нужном для этого количестве хлеба, озакупке в Америке, фрахтах, элеваторах, варантах, суррогатах ит. п. заменились бы вопросом о том, как мне прожить этот тяжелыйне для народа, а для нас с братьями год. Как наилучшим образомупотребить на пользу братьев то, что люди считают моим, и, главное, мои силы, мою деятельность, которая действительно принадлежит мне.

Первая деятельность уже началась и ведется, как мы видели, с большой энергией и с малым успехом. Малый успех происходит преимущественно оттого, что к делу предъявляются ложные требования. Люди делают одно дело, а требуют от себя и от других таких результатов, которые не могут быть достигнуты этим делом. Правительственная и земская и даже общественная деятельность может иметь целью только поддержание податной и рабочей силы. Продолжая прежнее сравнение, люди, озабоченные тем, чтобы ехать, могут желать переменить лошадей или покормить их настолько, чтоб они могли везти дальше, но никак не могут в одно [и] то же время быть озабочены благосостоянием везущих их лошадей. И потому, если люди озабочены тем, чтобы сохранить платежную и рабочую силу, то так надо и знать, и говорить, и делать, а не притворяться, что деятельность наша имеет целью сострадание, и желание избавить людей от лишений и страданий.

Деятельность первого рода, правительственнаяи земская, имеет целью сохранить рабочую и податную единицу, ицель эта может быть отчасти достигнута, если правительствовыдаст на прокормление народа хоть крошечную часть того, что онов продолжение веков собирало с народа.

Правительственная и общественная деятельность может внести опять назад в крестьянство малую, крошечную часть тех богатств, к которые постоянно всеми самыми различными средствами отбираются от него, и этим может отчасти помочь некоторым платежным и рабочим единицам удержаться на той степени, к которая нужна обществу для его целей; но ни исправить общего упадка населения, ни избавить самых низко упавших из них от болезни и голодной смерти правительственная и общественная деятельность, не изменив своего отношения к народу, никак не может.

Мало того, что любовь нужна для деятельностичастной помощи, она необходима и для деятельности общеправительственной, земской, для того, чтобы она былаплодотворна. Только в той мере, в которой деятели эти будутпроникаться любовью, в той мере, в которой изменят свою жизнь, отдадутся все делу, предстоящему им, только в той мере они идостигнут чего-либо. И сколько я видел, это свойство есть вдеятелях земства и оттого деятельность их была до сих поруспешна. Но деятельность их по самому существу своему не можетпроникнуть до самой главной цели — спасти людей от голоднойсмерти. Для этой цели нужна частная деятельность, и вот к этойдеятельности, к переселению на нынешнюю зиму в деревню иустройству вокруг себя помощи, хорошо бы было, если быобратились свободные люди.

Вот эта-то деятельность, имея только внутреннююцель, всегда спасала, спасает и теперь спасет людей.

Вот эта-то деятельность должна быть усвоеналюдьми, желающими в нынешнее трудное время служить другим людям.

Деятельностьэта требует прежде всего прекращения противного любви кастовогоотношения к народу, эксплуатации его и требует прямого общения с ним, изменения, упрощения жизни, — требует жизни вместе с ним, стем народом, которому мы хотим служить.

Помощь людям может быть только жертвой.

Таков закон. Желать без жертвы сделать добро —всё равно, что желать двинуть тело без затраты сил.

Внешняя правительственная деятельность на пользуголодающих есть деятельность без жертвы и оттого ее неуспешностьдо сих пор — и по моему мнению, да и по мнению самих деятелей, невозможность успеха, не говоря о том, что препятствия этойдеятельности составляют, как мы видели, невозможность определения степени нужды людей, ослабление энергии самогонарода и невозможность такого распределения, при котором помощьдоставалась бы самим нуждающимся.

Невыгода этой деятельности состоит еще и в том, что на помощь от правительства люди смотрят всегда как на свое, законное, на которое имеют право, как на увеличение дохода, ипри получении ее разгорается соревнование приобретения. Всеполучающие эти пособия видят только лиц, раздающих не своиденьги и получающих за это жалованье, и такая раздача развиваетв них только жадность к наибольшему приобретению.

Если люди в голодающей местности, — люди всякие, от тех, которые стоят на низшей ступени нищеты, до богачей, живущих в уезде, и все серединные люди — помещики, крупные, мелкие, должностные лица, купцы, дворники, мельники, богатые исредние крестьяне, видят, как они это видят теперь, всех людейзанятых и особенно горячо занятых приобретением и увеличениемсредств к жизни, — купцов и помещиков, торгующих дорогим хлебом, дровами, плетьми картофельными, пользующихся всем, чтобувеличить свои доходы, и рядом с этим продолжающих свойобыкновенный круг жизни, с охотами, поездками в город ипразднованиями, то всякий заражается тою же эгоистическою жизньюи старается из всего, что он может, в том числе из помощи, выдаваемой людям, захватить как можно больше и дать от себяпомощь как можно меньше.

Эгоистическая жизнь и гоньба за выгодами заразительна. Но так же и еще более заразительна инеэгоистическая, а любовная деятельность — деятельность жертвы.

И всякий центр людей, живущих только для помощистрадающим, изменивших свою жизнь для этого, будет центромзаразы добра. Глядя на этих людей, даст больше и живущий в уездебогач, и помещик, и купец, и мужик, и богатый, и главное — средний, которыхтысячи, из которых каждый отрежет побольше ломоть Христа ради. Аэтих ломтей миллионы, и миллионы рублей богача сделают меньше, чем сделает хоть небольшое уменьшение жадности и увеличениелюбви в людях. А как скоро сделается зараза жертвы, таксделается то, что совершилось при раздаче пяти хлебов.

Все насытятся, и еще останется.

Но чтобы сделалось это, чтобы появилась любовь, необходимо, чтобы деятельность вытекала не из желания, оставаясьв прежнем отношении к народу, поддержать в нем нужные намрабочие силы, а из сознания своей вины перед народом, угнетенияего и отделения себя от него, из покаяния и смирения.

Не на гордом сознании своей необходимости народу, а на смирении только может вырасти деятельность, которая может спасти народ.

1892.

Повторю сущность того, что я хотел сказать.

1. Та помощь, с которой приходят к народуправительство и земство, недостаточна и вредна. С одной стороны, эта помощь не может быть правильно распределена, с другой — онаразвращает народ и лишает его главного — силы самодеятельности.

2. Происходит это оттого, что82 для того, чтобы быть в состояниипомогать голодающему народу, надо понять верно свое отношение вообще кнароду. мы неверно понимаем наши отношения к народу. Мы считаем, что мылюбим народ и готовы служить ему, тогда как мы только пользуемсяего трудом и презираем его.

4 3. Чтобы помогать народу, надо понятьэтот свой грех и покаяться в нем.

5 4. Покаяться же значит разрушитьсколько возможно все преграды, отделяющие нас от него, исблизиться с ним.

5. И потому для того, чтобы помогать нынешний годголодающим, первое, что нужно сделать, — это поселиться средиголодающих и служить им по мере сил.

7. Это может сделать любовноесближение с народом.

8. Форма этого сближения может быть разнообразнапо силам, привычкам, средствам людей, но всё — от обеда вместе сголодными до устройств столовых — всё будет удовлетворять тойцели, которая естественно ставится перед людьми — не датьумереть или заболеть с голода тем людям, среди которых я живу икоторые могут прямо обратиться ко мне.

9. Только такая деятельность, если бы хотя сотаядоля тех людей, которые могут это сделать, сделали это, спаслабы всех людей, находящихся в опасности голода.

10. Деятельность правительства и земства может быть полезна, нотолько в той мере, в которой она будет проникнута сознаниемсвоей вины перед народом и желанием искупить ее.

Л. Толстой

2 октября

1891.

Нельзя мешкать, потому что не ждут одинаково иголод голодных, уходящая жизнь каждого из нас, нынче могущаяоборваться среди жизни не только не одобряемой, но отрицаемойнашей совестью.